GATEKEEPER: Memoirs of a CIA Polygraph Examiner.

[Алексей Николаев]

Джон Салливан (John F. Sullivan ) был полиграфологом в ЦРУ в течение 31 года (1968-1999). С 2000-х гг., после выхода на пенсию, он написал две книги о полиграфе в ЦРУ, читал лекции, служил консультантом в коммерческих компаниях, участвовал в качестве эксперта в судебных процессах.
Отрывок из его книги, название которой можно перевести как «Привратник: воспоминания полиграфолога ЦРУ» (GATEKEEPER: Memoirs of a CIA Polygraph Examiner, Washington, DC: Potomac Press, 2007), рассказывает об одном из громких провалов системы применения полиграфа в ЦРУ - о деле Олдрича Эймса, сотрудника (а впоследствии руководителя отдела) Оперативного директората ЦРУ, много лет работавшего на советскую и российскую разведку.
«Деятельность Олдрича Эймса», как было указано в отчёте комитета по разведке Сената США, «привела к потере практически всех ценных источников информации в Советском Союзе в самый разгар «холодной войны». Рассказ Салливана о деле Эймса, как и его книга в целом, интересны в отношении применения полиграфа правительственным агентством США, с полиграфологами, учившимися в DoDPI, с системой внутреннего аудита, и т.д. Книга в целом написана увлекательно, а ошибки и провалы, описанные Салливаном, очень показательны с учетом его точки зрения, что «полиграф это не наука, а искусство».
Кроме рассказа Салливана о полиграфе в «деле Эймса», приводятся цитаты из книг Пита Эрли, Р. Кесслера и Тима Вейнера – американских авторов, также писавших об этих событиях.

[Алексей Николаев]

Из отзывов о книге Саливана:

«Салливан признает, что существует «много вопросов о достоверности и надежности полиграфа», и приходит к выводу, что «полиграф гораздо более эффективен в определении того, что человек обманывает, чем в проверке того, что человек был или является честным».

«Работа Джона Салливана заключалась в том, чтобы выискивать лжецов. За свою 31-летнюю карьеру в качестве «привратника» Центрального разведывательного управления он подключил рекордные 6000 с лишним потенциальных лжецов к полиграфам в 40 странах. «Привратник» - это его история, и она увлекательна и волнующая»

«Саллливан был полиграфологом в ЦРУ в течение тридцати одного года, за это время он провел больше тестов, чем кто-либо за всю историю программы полиграфа в ЦРУ. Детекторы лжи действуют как сторожевые устройства агентства, предотвращая проникновение в Агентство иностранных агентов, неподходящих кандидатов и сотрудников, виновных в неправомерных действиях. Салливан описывает свои методы, подчеркивая важность психологии и навыков того, кто проводит проверку. Салливан признает, что эффективное использование полиграфа - это искусство в той же степени, что и наука ... «Привратник» - это нечто большее, чем мемуары Салливана. Это также окно во внутреннюю политику ЦРУ: войны за ресурсы, персонал и полномочия; медленное внедрение контроля качества; отвращение к риску; и чрезмерное усердие в преследовании распространения неудобной информации»

«Салливан открыто открывает полемику, в том числе и внутри самого агентства, по поводу достоверности полиграфа, который Салливан стойко отстаивает, но как «искусство, а не науку». Что тревожит, так это то, что книга разоблачает ЦРУ как просто еще одну большую организацию, изобилующую войнами за влияние, мелкой личной завистью, некомпетентностью, плохим руководством».

Из обзора книги Салливана. Автор Don Bohning, редактор Miami Herald Latin America, автор «The Castro Obsession: U.S. Covert Operations Against Cuba 1959-1965».


ГЛОССАРИЙ

BI исследование личных/анкетных данных
DI «ложь обнаружена»
DO оперативный директорат ЦРУ («добывающий орган»)
INC неопределенный результат
NDI «ложь не обнаружена»
OS служба безопасности ЦРУ
PD отдел применения полиграфа
RIP периодическая (повторная) проверка на полиграфе
SAD оперативное спецподразделение, «отдел специальных операций»
TDY временная должность (длительная командировка)
QAS отдел контроля качества

[Алексей Николаев]

ОЛДРИЧ ЭЙМС
Полиграфологи ЦРУ добивались значительных успехов по выявлению вражеских агентов. Но были у них и весьма звучные провалы. К числу последних относится и, пожалуй, самый крупный провал, когда полиграф не смог «выявить» Олдрича «Рика» Эймса. В 1986г., почти через год как Эймс начал передавать секретную информацию Советам, он обманул полиграф. В 1991г., после шпионажа в пользу Советов в течение шести лет, он обманул полиграф снова.
21 февраля 1994 года Эймс и его жена Мария дель Росарио Касас были арестованы за шпионаж. На следующий день на столе рядом с офисом Лута (один из руководителей PD) я увидел газету Washington Post. Заголовок на первой странице гордо возвещал об аресте офицера ЦРУ за шпионаж. Как только я увидел имя Олдрича Эймса, я подумал: «Я знаю этого парня!». Я работал с ним в Нью-Йорке, проведя одну из своих лучших проверок, и еще я проверял одного из его агентов за рубежом. Оба агента, которых я проверял для Эймса, оказались двойными агентами.
Объект проверки, которую я провел для Эймса в Нью-Йорке, был агентом, которого ФБР разрабатывало пять лет и который должен был вернуться в Чехословакию. ФБР уже не могло бы работать с ним после отъезда из Соединенных Штатов, поэтому оно запросило ЦРУ, не имеет ли оно какой-либо оперативный интерес к этому агенту, и предложило устроить встречу между агентом и оперативником ЦРУ. Управление согласилось на встречу и на то, что в случае положительного прохождения теста на полиграфе оно возьмет этого агента. В случае, если тест будет пройден, именно Эймс стал бы работать с этим агентом. Я встретился с Эймсом в Манхэттене и он отвез меня в отель на Лонг-Айленде, где я должен был провести тестирование. Сотрудник ФБР и тот самый агент уже нас ждали.
Сначала я решил, что Эймс растрепа. У него был мятый костюм, непричесанные волосы, на зубах пятна от табака. Ему бы еще расстегнутую ширинку, и был бы точно конченый неряха. Эймс был приветлив, но особого интереса к тестированию не проявлял, и вид у него, в общем, был скорее как у рассеянного профессора, чем у офицера-оперативника.
Эймс как-то даже не расстроился, когда я сказал ему и сотруднику ФБР, что тестируемый объект – двойной агент. Отсутствие у Эймс энтузиазма как-то сбивало с толку, и я, помнится, подумал, что если он вот таким представляется агентам, то он не очень-то хороший оперативник.
В последующие годы я время от времени встречал Эймса. Имя мое он так и не помнил, но узнавать узнавал. Пока я читал статью в Post, я вспомнил, что последний раз я его видел, когда он пришел на свою повторную (периодическую) проверку на полиграфе в 1991 году. В обед я встретил его у лифта. Помню, я еще подумал тогда: «Это совсем не тот неряшливый, неухоженный парень, которого я помню по Нью-Йорку». Он был прекрасно одет. Следов табака на зубах не было, и от него прямо исходила жизненная энергия, которой у него не было, когда я с ним работал.

Примечание переводчика:

Отметим, что многие американские авторы (а также отечественные брехуны, как мы как-то узнали после очередной тусовки, на которой кривлялся один старый московский американофил) часто изображают Эймса конченым алкоголиком и непрофессионалом… при этом возглавлявшим ни много ни мало отдел внешней контрразведки ЦРУ по Советскому Союзу и странам Восточной Европы. Вот типичное описание такого плана, в книге «History of the CIA/ Legacy of Ahes». Автор, Tim Weiner, общавшийся с Эймсом после его ареста, пишет, что Эймс был «неисправимый алкоголик, которого впоследствии выгнали из бывшего Советского отдела… симулянт… Он сносно говорил по-русски, и, когда был трезв, писал вполне читаемые доклады, однако его личное дело было хроникой алкоголизма и непрофессионализма. Неудачи и провалы следовали за ним семнадцать лет. В 1985 он все же достиг желанной вершины, став начальником внешней контрразведки по Советскому союзу и Восточной Европе». Неплохая карьера для алкоголика и непрофессионала после «семнадцати лет провалов», не так ли?

[Алексей Николаев]

«Как дела, Рик?», спросил я.
«Их деньги беспокоят. У меня богатые родственники», ответил он.
Я не знал, что он приехал для прохождения своего теста на полиграфе, а он думал, что я знаю, и поэтому его ответ прозвучал в контексте того, как он прошел этот тест. Мне не пришло в голову спросить специалиста, не было ли у Эймса проблем с вопросами по финансам в этой проверке. Я никогда не привлекался к тестированию тех, кого я знал лично, поэтому не придал значения комментариям Эймса. Я все думаю, что было бы, если бы я связался со специалистом, который тестировал Эймса и рассказал ему, о чем мы с Эймсом говорили.
В 1991 году я работал в службе кадров на Боба Фестера. В день, когда Эймс проходил тест, Фестер принес распечатки тестов Эймса и попросил меня взглянуть на них.
После того, как я их просмотрел, я сказал: «Боб, единственное, что нужно здесь прояснить, это сокрытие фактов контактов с иностранными гражданами».
Фестер и полиграфолог, «Сэм Эдвардс», согласились, и Эймса пригласили придти еще раз. Второе тестирование проводил «Дон Буоноконте». Поскольку я видел результаты первого тестирования, Буоноконте принес мне на просмотр результаты второго тестирования. Ни я, ни кто другой не заметили каких-либо аномалий, и тест в итоге показал NDI. Нужно отметить, что у Буоноконте были подозрения насчет Эймса, и он хотел, чтобы им занялись. Но его предложение отклонили.
Через несколько дней после ареста Эймса (примечание: 21.02.1994 г. Эймс был арестован сотрудниками ФБР) в PD начались кошмарные дни. Одного сотрудника ФБР процитировали в Washington Post, когда он сказал, что полиграфологи ЦРУ облажались с тестами Эймса, и это замечание было только началом атаки критиков на полиграф. Именно такого случая только и ждали многие противники программы применения полиграфа в ЦРУ, и они уж оторвались на PD по полной. Во время некоторых тестирований, которые я проводил после эпизода с Эймсом, объекты проверок с огромным удовольствием напоминали мне, что Эймс обманул полиграф, и на меня это действовало угнетающе и озлобляло.
Если бы Эймса искали с таким же усердием, с каким потом пытались найти виновных в том, что он натворил, Эймса поймали бы намного раньше. Если бы Эймса поймали бы во время его тестирования в 1986 году, ЦРУ не досталось бы столько неприятностей, а только почести полиграфологам, но я сомневаюсь, что удалось бы спасти жизни многим агентам. Многие критики программы применения полиграфа в ЦРУ говорили, что из-за того, что Эймс обманул полиграф, погибли агенты. Насколько я знаю обстоятельства дела Эймса, многие – если не все – казненные русские агенты были названы Эймсом в 1985 году, когда он впервые передал секретные документы русским, и к тому времени, когда в 1986 году он проходил тестирование, было уже поздно их спасать. Тестирование на полиграфе проводится для того, чтобы подтвердить или опровергнуть заявления объектов, а не для того, чтобы раскрыть их намерения. Было легче и логичнее сделать полиграф козлом отпущения. До ареста Эймса работа в контрразведке ЦРУ была работой без перспектив, и самым лучшим примером того, какое значение руководство оперативного департамента (DO) придавало контрразведке, было то, что Эймса назначили офицером-контрразведчиком по работе в отделе Советской Европы (SE). Контрразведка в ЦРУ вела себя незаметно, и как объект, на который можно было возложить всю вину за катастрофу с Эймсом, не очень-то подходила.
При обвинении полиграфологов в том, что они не выявили Эймса как шпиона, всегда присутствует предположение, что если бы он не прошел бы тесты в 1986 и 1991 годах, против него были бы предприняты какие-то меры. До ареста Эймса, если во время тестов был получен результат DI, а признания, в каких-либо намерениях или целях не было, то такой результат тестирования просто отметался. Офицер безопасности из SAD (оперативное спецподразделение) проведет беседу с объектом, тесты которого показали DI, или психолог из медицинского подразделения также возможно поговорит с таким подозреваемым, но если не было получено признания, то дело, как правило, закрывалось.
Среди полиграфологов PD дело Эймса вызвало всплеск настоящего самокопания. Бывшие сотрудники отдела звонили и пытались выяснить, не они ли проводили тестирование Эймса, и облегченно вздыхали, узнав, что нет. Помню, после ареста Эймса я как-то заглянул в офис Миленски (начальник PD), и он как раз просматривал графики теста Эймса 1986 года. «Черт возьми, Джон», сказал он, «в 1986 это уже было, а мы проглядели».

Примечание. Несколько напоминает ситуацию с чешским разведчиком-нелегалом Карлом Кехером, работавшем в Оперативном директорате ЦРУ. Как сказано в книге Рональда Кесслера «Внутри ЦРУ» /Ronald Kessler. Inside the CIA. Revealing the Secrets of the World’s Most Powerful Spy Agency. Pocket Books, 1994/:
«Позже, когда Отдел безопасности изучал, каким образом Кёхер был принят на работу в ЦРУ, обнаружилось, что его проверка на полиграфе была проведена плохо. На вопрос о том, находится ли он под контролем вражеской разведывательной службы, Кёхер проявил некоторые признаки лжи. Тем не менее, Кёхер объяснил свою нервозность тем, что в течение короткого времени служил в качестве двойного агента в ФБР. Вместо того, чтобы задать ещё вопросы по этой теме или назначить повторный тест, полиграфолог перешёл к следующему вопросу».
Отметим, что отечественные брехуны -американофилы так и рекомендуют работать – одним тестом. Ведь по их басням американские тесты обладают почти стопроцентной точностью.

[Алексей Николаев]

Некоторые полиграфологи помнили прохождения теста Эймсом в 1986 году, и «Донну Бонвит», которая проводила тестирование. В частности, они вспоминают, как по пути в ее кабинет Бонвит спросила Эймса, как поживает его жена, Росарио, и они говорили о походе по магазинам, который Росарио организовала для Бонвит во время ее работы на TDY (временной должности) в зарубежном представительстве, в котором тогда работали Эймс и Росарио. Вспоминая об этом сегодня, не могу не подумать, какое облегчение было Эймсу узнать, что у него с полиграфологом есть нечто личное в отношениях. Многие полиграфологи PD, и я в том числе, настроены не проводить обследование тех, которых мы знаем лично. Очень трудно не привносить что-то личное в оценку тестирования. Положительно или отрицательно полиграфолог относится к объекту тестирования — персонализация обычно делает процесс менее объективным.
Мои наставники наверняка считали мою склонность к персонализации тестирования моей наибольшей слабостью как профессионала. Поскольку я не полностью прошел курс Рейда или курсы подготовки полиграфологов в PD, я не считал полиграфологию наукой.

Примечание:
Занятно: «полный курс Рейда» – и ты считаешь, что это становится наукой. Не курс психофизиологии, не курс криминалистики…

Из-за этого я более комфортно чувствовал себя, общаясь с объектами тестирования на личном уровне. Хорошим в этом было то, что мне не доставляло трудностей общаться со своими объектами. Я получал признания из-за того, что со мной можно было общаться, как с равным. Я проводил тестирования так, как считал нужным, и это меня вполне удовлетворяло — как пел Фрэнк Синатра, «я делал это по-своему».
Объекты, которые один раз уже обманули полиграф, имеют больше шансов обмануть его повторно, потому что они чувствуют себя более уверенно и не боятся тестирования. Однако сам Эймс в 1991 году так не считал.
После ареста Эймса у полиграфологов PD была возможность опросить его. Этот опрос был снят на видеопленку, и все в отделе применения полиграфа могли его посмотреть. Для опроса были выбраны Флинн Джонс и Брюс Голл. Во время беседы Эймс сказал, что по поводу тестирования в 1991 году он достаточно переживал, и даже попросил у своего советского куратора совета, как лучше пройти тест. Эймс сказал, что куратор посоветовал ему хорошо выспаться и думать о хорошем.
Эймс отметил, что если бы он знал в 1986 году, что будет проходить проверку на полиграфе, он может быть и не стал бы устанавливать контакт с Советами. Насколько я помню, Эймс сказал, что когда он вышел из здания управления с первым грузом секретных материалов, он не думал о детекторе лжи, поскольку считал, что до проверки по графику еще много времени. Эймс не знал, что уже началась работа по обновлению его прав доступа, что является обычной процедурой, и он чувствовал себя в безопасности. Такое заявление Эймса привело к случайным, внеплановым проверкам сотрудников, которые, по мнению службы безопасности (OS), должны были убрать эту самую гарантию безопасности, на которую надеялся Эймс. Другими словами, служащие больше не могли расслабляться на период четырех или более лет между проверками, и, таким образом служба безопасности уменьшила «окно возможностей» для тех, кто задумал предательство.
Более важно то, что Эймс сказал, что он знал, что если он не признается, то ничего ему не сделают. «Вы, ребята, меня повторно протестируете, офицеры службы безопасности и психологи поговорят со мной, но если я не признаюсь, против меня ничего предпринимать не будут», сказал он. Как отмечалось выше, Эймс был прав. Лишали допуска к секретной информации на основании признания, но не на основании непрохождения проверки на полиграфе, и я не знаю ни одного случая, когда бы сотрудника лишили его или ее допуска без признания в действительно серьезном проступке.
«А еще я знал, что вы не могли сказать абсолютно ничего, что заставило бы меня признаться», подытожил он свои комментарии о своем моральном состоянии перед тестированием в 1991 году. Не знаю, правда ли Эймс так считал или нет. Были улики, свидетельствующие об уклонении от уплаты налогов, и если бы эксперт прижал его этими уликами, может быть, Эймс и пошел бы на сделку.
Когда его спросили о его отношении к полиграфу в целом, Эймс не выказал доверия к самой идее в целом, но высказался по поводу тестирования, которое я делал для него в Нью-Йорке. Имени моего он не назвал, но сказал, что «полиграфолог поймал чешского двойного агента не из-за того, что полиграф был эффективен, а потому что он сам много знал о чешской разведке».
Эймса также спросили, «во время последней проверки, вы чувствовали, что реагируете на какие-либо вопросы?».
«Только на один. Когда я услышал вопрос о сокрытии контактов с иностранными подданными, у меня в мозгу всплыло лицо Вэла (моего советского куратора). Я подумал, «вот дерьмо!», сказал Эймс. Фактически, реакция именно на этот вопрос была наибольшей, и именно на него я указал Фестеру по окончанию первого тестирования как на вопрос, с которым не разобрались как следует в первой сессии.
Опрос Эймса вызвал к жизни многочисленные изменения в процедуре тестирования на полиграфе, которые, по мнению ЦРУ, снизят шансы на то, что какой-нибудь новый Эймс опять нас обманет. Пока расследование и оценка понесенного ущерба еще продолжалась, я пришел к выводу, что одна вещь в особенности могла бы помочь PD поймать Эймса в 1991 году. Наибольшая уязвимость Эймса была в его финансах. За ним тянулся бумажный след, свидетельствующий о жизни не по средствам, а проверка анкетных данных (background investigation) перед полиграфом показала, что за свой дом в Арлингтоне он заплатил 540 000 долларов наличными. По какой-то причине эта информация не была доведена до сведения специалистов, которые тестировали Эймса в 1991 году. Данные BI были обновлены в декабре 1990 года, а тестировали Эймса в апреле 1991. Один коллега, который работал над этим делом, сказал, что какой-то cтарший офицер в отделе допусков удалил информацию об оплате за дом наличными, и еще кое-какую информацию и финансах Эймса из его досье на том основании, что такая информация — не полиграфологов из PD ума дело. С трудом в это верится, но в отличной книге Пита Эрли об Эймсе, «Признания шпиона», приводится эта же информация.
Я уверен, что если бы в PD знали о финансовых привычках Эймса до его проверки в 1991 году, тестирование пошло бы по-другому. В частности, во время предварительного опроса специалист уделил бы больше внимания финансам Эймса. Во время тестирования любая повышенная реакция на вопросы о финансах привела бы к проведению специфического теста на финансы Эймса. Не думаю, что Эймс прошел бы такой тест. Учитывая его короткий разговор со мной, во время его первого тестирования в 1991 году у Эймса на уме точно были финансы.

Примечание:
То есть чтобы обнаружить наиболее важное обстоятельство – работу на иностранную спецслужбу, следует обратить внимание на «финансы», при условии, что «вопрос о сокрытии контактов с иностранными подданными» вызвал «наибольшую реакцию». Ну, да, мы же помним: «искусство, а не наука»

[Алексей Николаев]

Сейчас-то легко говорить, но я утверждаю, что во время второго тестирования в 1991 году Эймс специально так особо прореагировал на вопрос о сокрытии контактов с иностранными гражданами. Его реакция была такой сильной, настолько большей, чем на все другие вопросы, что она просто не может не быть искусственной. Эймс сделал бы это по двум причинам: во-первых, чтобы отвлечь внимание от любой реакции, которые он мог был бы дать на вопросы о финансах, и во-вторых, потому что контакты с иностранными гражданами были частью его работы, и он мог бы логически вывести (рационализировать) для себя реакцию на этот вопрос, то есть: «я встречаюсь с иностранными гражданами и иностранными разведчиками каждый день. Это моя работа».

Примечание:
«Специально так особо прореагировал… реакция...просто не может не быть искусственной»…. Что то еще нужно комментировать?

Эрли тоже прокомментировал проверку 1991 года, и на странице 282 своей книги он пишет: «машина показала, что он лжет. Специалист сказал ему не волноваться. Тест пройден». Я был там, и категорически заявляю, что такого не было. Я упомянул об этом юристу ЦРУ на пенсии, который был другом Эрли, и он предложил встретиться на обеде с автором. Когда встреча не состоялась, я послал Эрли письмо через знакомого, но ответа так и не дождался.
В своем нетерпении вменить вину, в ЦРУ как-то упускают из виду, что наибольший ущерб Эймс нанес в период между апрелем 1985 года, когда он передал первый пакет секретных материалов Советам, и апрелем 1986 года, когда он проходил тестирование на полиграфе. Полиграф был разработан для того, чтобы ловить злодеев, совершивших преступление, а не того, кто задумал совершить преступление, и лично я не знаю никакой процедуры безопасности или средства, которая предотвратила бы первый шаг Эймса на пути предательства. Я думаю, что недостатки в кадровой работе так же виновны в «катастрофе Эймса», как и полиграф. Эймс был просто недалеким пьяницей, которого давным-давно надо было уволить, пока он не достиг положения, на котором смог принести столько вреда.
Когда Эймса тестировали в 1991 году, он был в списке основных подозреваемых как «крот». Некоторые считают, что об этом нужно было сообщить экспертам PD до начала тестирования. Не согласен, это бы лишь настроило их против Эймса.
После ареста Эймса один хороший друг, «Гордон Кори», пригласил меня в свой кабинет. Кори был старшим офицером оперативного департамента, с которым я работал за границей и с которым у меня были хорошие отношения. Когда я вошел в его кабинет, Кори сказал: «спасибо, что заглянул, Джон. Присаживайся. У меня к тебе есть просьба». Затем Кори закрыл дверь. «Джон, когда я проходил тестирование в последний раз, вам сказали, что я был одним из тех, в ком подозревали «крота»?, спросил он.
Я был застигнут врасплох. Меня приглашали для тестирования Кори, но поскольку мы знакомы, я отказался. Мне ничего не было известно о подозрениях насчет Кори, и специалист, проводивший тестирование, тоже ничего не знал. Кори тест прошел.
«Гордон, мне не говорили, что ты был под подозрением, и не думаю, что специалисту, который тебя тестировал, это говорили», ответил я.
«Хорошо. Эти последние два года – просто кошмар какой-то. Я собираюсь в отставку и мне интересно стало, говорили ли тебе, что я был под подозрением», сказал Кори. После своего выхода в отставку я узнал, что Кори был под подозрением, как и еще несколько человек; двоих я тестировал. Мне не говорили, что они под подозрением, до того как я провел исследования.
Если бы специалист знал, что Кори находится под подозрением, я думаю, он вел бы тестирование по-другому, и тестирование вполне могло бы закончиться выводом DI или INC.
Большинство специалистов, с которыми я работал, не были любителями риска. Я тоже никогда не рисковал почем зря, но я всегда считал, что моя работа как специалиста заключается в том, чтобы принять решение. Намного меньше риска в том, чтобы сделать вывод DI или INC, чем в том, чтобы объявить результат NDI (ложь не обнаружена). Первые два варианта вряд ли будут мучить вашу совесть, а третий может, и часто мучает.

Примечание:
прекрасный критерий обоснования выводов!

[Алексей Николаев]

В связи с делом Эймса в работе PD произошли значительные изменения. Было введено случайное (внеочередное) тестирование, и я считаю это шагом в правильном направлении. Для проверки результатов всех тестирований была создана отдел контроля качества (QAS), и была введена практика, когда в ФБР передавались сведения по всем случаям, в которых были получены выводы DI по вопросам контрразведки после двух тестирований без признания.
Что касается таких изменений, добавление еще одного уровня контроля качества было наихудшим. До дела Эймса специалист, руководитель группы и руководитель подразделения собирались и еще раз просматривали полиграммы. После Эймса добавили отдел контроля качества, который раздул и без того раздутый штат бюрократов в PD и, что важнее, сильно подорвал уверенность полиграфологов в себе. Работа отдела контроля качества могла занять несколько недель, и объекты, которые считали, что прошли тестирование, вдруг с неприятным удивлением получали вызов на дополнительное тестирование. Те, кто подвергался повторному тестированию по инициативе QAS, были несколько более недовольны, чем те, кого повторно вызывали по старой схеме, а специалисты, чье мнение неожиданно переворачивалось с ног на голову, уж и вовсе расстраивались. То, что дополнительные и повторные тесты никакой дополнительной информации не давали, никак не помогало.
Специалисты стали осторожничать с выводами. Руководители групп стали более жесткими и стали более благосклонны к специалистам, проводившим повторные проверки. Руководители подразделений стали требовать от руководителей групп быть более осторожными при интерпретации полиграмм, и все в PD, от шефа до самого низа, стали почти параноидально бояться, что их обманут при тестировании.

Некоторые в PD считали, что если нас еще раз обманут как Эймс, PD просто не выживет. Давление на специалистов, не обязательно из-за того, что нужно поймать шпиона, а чтобы не попасть впросак (не быть обманутым при тестировании), было огромным. Оба специалиста, которые проводили тестирование Эймса в 1991 году, уволились из PD. Не знаю, заставили ли их уйти или они сами так решили, но я знаю одно точно, их уход был четким и ясным посланием: «нельзя, чтобы вас обманули».
В результате этой паранойи значительно увеличилось количество повторных проверок. Специалисты и руководители групп приняли как политику принцип направления на дополнительное тестирование, «просто чтобы убедиться, что мы ничего не пропустили». Специалисты начали считать, что если они не добились признательных показаний, значит они свою работу не сделали.
Эта же паранойя сказалась и на росте числа выводов INC. Из-за этого отдел допуска к секретной информации чуть не сошел с ума, но это было изобретение, которое многие эксперты считали необходимым для того, чтобы прикрыть все тылы. Ни одна карьера в ЦРУ не была разрушена из-за INC-результатов тестирования на полиграфе, некоторые специалисты просто перестраховывались. На общем собрании PD в то время я отметил, что всякий раз, когда честный человек выходит после прохождения тестирования с оценкой NDI (ложь не обнаружена), страдает престиж PD, и, в конечном счете мы поплатимся за недостаточную решительность. Это было очень бунтарское заявление, и никто из руководителей PD со мной не согласился.
После Эймса стало политически корректным выглядеть сильным, напористым cотрудником, если ты работаешь в PD. Специалисты стали намного более агрессивными. Мягкая антипатия работников ЦРУ по отношению к полиграфу превратилась в практически открытую враждебность. Резко возросло количество жалоб проверяемых, как и уровень стресса среди специалистов. «К нам относятся как к преступникам», вот как стали часто жаловаться сотрудники. Появился внутренний веб-сайт, на котором сотрудники выставляли свои жалобы о своем опыте прохождения проверок на полиграфе (RIP, периодические проверки на доступ к работе).
Дело Эймса породило политику проверки на полиграфе, согласно которой все объекты считаются виновными, пока они не докажут свою невиновность. Результаты тестирования слишком большого числа честных людей были объявлены DI или INC, и население ЦРУ восстало с оружием в руках.
Мелисса Бойл Mале в своей отличной книге «Отрицание и Обман» отметила, что полиграфологам выдавались бонусы за полученные во время тестирования признания в период «после Эймса». Сначала я просто отмахнулся от ее замечания, но по зрелому размышлению понял, что в ее словах есть толика правды. Бонусы как таковые не выдавались, но я не знаю ни одного специалиста, которому бы дали награду за выдающиеся успехи по службе или повысили служебную категорию, если во время тестирования не было получено признания.
На жаргоне PD, получить признание называлось «добить», например, «я добил его на наркотиках». Когда я начинал проводить тестирования в 1968 году, Миленски мне сказал: «Провести тест до конца – это здорово, но реально засчитывается только получение признания». После Эймса получение признания стало мерилом работы специалиста.

Примечание: не обоснованность выводов, не их последующее подтверждение, а всего лишь признание.

[Алексей Николаев]

Чем я очень горжусь как полиграфолог, так это тем, что за тридцать один год моей работы в этом качестве ни один объект не подал на меня жалобу. То, что я провел проверок больше чем другие за всю историю программы применения полиграфа в ЦРУ, делает это достижение еще более важным для меня. Многие мои коллеги и старшие по положению видели в этом мою слабость. Но даже если так, то когда руководитель PD говорил на общем собрании, «не волнуйтесь из-за жалоб. Если на вас не жалуются, значит, вы не работаете», я воспринимал это как личное оскорбление. Когда я сказал об этом одному руководителю, он ответил, «Это то, что мы должны делать, чтобы нас опять не «побили» (т. е. чтобы кто-нибудь снова не обманул нас при тестировании).
Вскоре после дела Эймса PD лишился своей школы полиграфологов. Те трое cпециалистов, что проводили тестирование Эймса в 1986 и 1991 годах, обучались в школе PD. Финансовые соображения были одной из причин закрытия школы, но я уверен, что важную роль в принятии такого решения было то, что мы «пропустили» Эймса. Если на время забыть о том, что Эймс «побил» PD, в 1994 году полиграфологи ЦРУ как группа были самыми лучшими полиграфологами на службе правительства США. Поскольку у меня есть возможность сравнить программы других правительственных служб США с работой ЦРУ, я знаю, насколько эффективна была программа Управления, и насколько неэффективны были некоторые другие программы. Закрытие школы полиграфологов PD – это то же самое, что вместе с водой из ванночки выплеснуть и ребенка.
Дело Эймса также привело к изменению относительно того, как поступать с результатом DI без признания. До Эймса для работы с такими результатами не было единого механизма. Как я уже говорил, если объект получал DI по вопросам, касающимся контрразведки, по результатам двух тестирований и без признания вины, материалы передавали в ФБР. Я не знаю, сколько дел на сотрудников оказалось в руках ФБР, но я слышал, что таких не менее трехсот. Многие служащие, чьи личные дела были переданы в Бюро, оказались в некоем административном чистилище — их карьеры были «заморожены», над головами сгустились тучи. Из множества случаев, когда досье передавались в ФБР, я не слышал ни об одном случае поимки шпиона, увольнения и ареста служащего.
К удивлению PD, вскоре после ареста Эймса директор ЦРУ Вулси прошел тестирование. Я расцениваю это как некую поддержку программы тестирования на полиграфе и благодарен за этот жест.
Провал с Эймсом еще был жив в памяти PD в середине 1994 года, когда «Марти Кэй» поймал шпиона. Кэй был относительно новым сотрудником PD и проводил обычное тестирование объекта, который продемонстрировал выраженную реакцию на вопрос о сокрытии контактов с иностранной секретной службой. Через шесть часов тестирования он признался Кэю, что он был привлечен к шпионажу против Соединенных Штатов. Позднее он был осужден и отправлен в тюрьму.
Если уж PD и нужен был толчок после провала с Эймсом, вот это он и был. Шпион, которого поймал Кэй, нанес далеко не такой урон, как Эймс, но он был шпионом. Тот факт, что cлужба безопасности и PD не воспользовались успехом Кэя, чтобы сделать благоприятную прессу и противопоставить ее делу Эймса, для меня непостижим. Успех Кэя был только временной передышкой во время нападок за провал с Эймсом, и Вулси был под большим давлением, так как от него требовали уволить тех, кто был виновен в том, что Эймса не поймали раньше. Вулси отказался сваливать вину на кого-то, и я думаю, из-за этого он был в конце концов вынужден подать в отставку в январе 1995 года.
В своей книге Nightmover (Крадущийся в ночи) Дэвид Уайз называет Вулси одиннадцатой жертвой Эймса, а десять прочих – это агенты в СССР, которых казнили в результате предательства Эймса. Хотя и такое может быть, но более логичной одиннадцатой жертвой Уйаза мог бы стать Миленски, который ушел в отставку в конце 1994 года. Миленски сделал больше для создания профессиональной программы применения полиграфа в ЦРУ, чем все его предшественники вместе взятые, и мне печально осознавать, что он ушел в отставку, а дело Эймса осталось частью его наследия.

Многие вопросы об Эймсе все еще остаются без ответа, но вопрос, который больше всего мучает меня, звучит так: «А где же ответственность за содеянное?». Кажется, те двое специалистов, что проводили тестирование Эймса в 1991 году, взяли на себя всю тяжесть вины. Бонвит, которая тестировала Эймса в 1986 году, уже давно оставила полиграф и под огонь не попала, но как же те, кто просматривал ее полиграммы?
Кто все-таки стер информацию о финансах Эймса из его досье? Из всех, кто имел отношение к этому делу, я считаю, именно он должен быть наказан, если вообще не уволен.
Возможно, еще один Эймс ходит по коридорам ЦРУ, но я сомневаюсь, что он или она нанесут такой же ущерб, как Эймс. PD разработал процедуры тестирования, благодаря которым шпиону будет намного труднее пройти проверку на полиграфе, и это может остановить некоторых служащих от того, чтобы встать на путь предательства. Но прочие пойдут по пути Эймса. Я могу только надеяться, что нынешние процедуры снизят урон и позволят справедливо наказать виновных.

[Алексей Николаев]

Следует отметить, что дело Эймса несколько иначе описано в книге Рональда Кесслера «Внутри ЦРУ»
/Ronald Kessler. Inside the CIA. Revealing the Secrets of the World’s Most Powerful Spy Agency. Pocket Books, 1994/
Кесслер – известный американский журналист, был заместителем редактора Wall Street Journal, много лет проработал в Washington Post. Автор 21 книги об американской политике и деятельности спецслужб США.


Как пишет Кесслер, «что касается дела Эймса, то даже профессиональный автор шпионских романов не смог бы придумать для этого «крота» более уязвимого для ЦРУ места работы. Заядлый курильщик и алкоголик, 52-летний Эймс работал в ЦРУ с 1962 года. К 1983 году его назначили руководителем Отдела контрразведки в Советском/Восточноевропейском подразделении Оперативного директората. В 1985 году Эймс начал работать в группе сотрудников ФБР и ЦРУ, под условным названием «Ухаживание» эта группа осуществляла операции по вербовке сотрудников КГБ. Позже предателя перевели в Центр ЦРУ по борьбе с наркотиками, где он отвечал за балканское направление… Работа Эймса в разведке давала ему доступ к самым «чувствительным» делам, он мог интересоваться любыми вопросами в ЦРУ, ФБР.. То есть Олдрич был крайне информирован…Эймс, как полагают в ФБР, сдал, по меньшей мере, десять источников, работающих на ЦРУ или ФБР... В том числе двух сотрудников советского посольства в Вашингтоне, которые были завербованы в рамках программы «Ухаживание» ...Эймс был арестован совместной группой из сотрудников ФБР и ЦРУ только потому, что перебежчик, у которого был доступ к материалам КГБ, в 1992 году начал работать на ФБР. Источник предоставил ФБР множество фактов на потенциального «крота» в ЦРУ. Предатель не знал имени Эймса, но он дал достаточно информации, чтобы позволить ФБР вычислить крота к маю 1993 г.»
Кесслер отмечает, что «в 1985 Эймс жаловался коллегам на недостаток средств, большие траты, связанные с бракоразводным процессом. Затем в 1989 он купил в собственность дом, заплатив за него 540 000 долларов наличными, и потратил ещё 99 000 долларов на его ремонт. В 1992 он стал ездить на работу на «Ягуаре»... Его расходы по банковским счетам, начиная с 1985 года, составили почти полмиллиона долларов…После перевода в центр по борьбе с наркотиками, Эймс продолжал проводить большую часть своего времени в «русском отделе» ЦРУ. Болтая с бывшими коллегами, Эймс мог получить столько информации, сколько он не имел раньше. Он пытался получить доступ к данным агентов... доступ Эймса к этой информации был заблокирован, но позже предатель смог проникнуть и в эту базу данных...Даже на основании этих косвенных данных Эймс должен был быть переведен на менее важный участок или уволен. Ничего из этого не было сделано».
Интересно, что, описывая проблемы внутренней безопасности ЦРУ, Кесслер, в частности, пишет: «В отличие от полиграфологов ФБР, их коллеги из ЦРУ как правило принимают объяснения непонятных реакций испытуемых, которые практически без проблем проходят тест. Так произошло, когда в 1987 году служба безопасности пропустила через детектор тридцать восемь кубинских агентов, которые работали на ЦРУ. Оказалось, что почти все они тайно работали на Фиделя Кастро».

Примечание: здесь Кесслер пишет не все про ситуацию с «38 кубинскими агентами».
Имеется в виду история, начавшаяся в 1987 г., когда Флорентино Аспиллага Ломбард, начальник подразделения кубинской разведки в Чехословакии, приехал в Вену и сдал указанных агентов, заявив, что все они были «двойниками». (Tim Weiner. The History of the CIA. Legasy of Ashes, 2008) Другие авторы, в частности, Салливан, указывали на то, что при проверке на полиграфе этих «38 агентов» не участвовал переводчик, что, возможно привело к закономерному «провалу» полиграфологов ЦРУ.

«Спустя сутки после того, как объявили об аресте Эймса, директор центральной разведки Р. Джеймс Булей встретился с сотрудниками ЦРУ. Бывший директор ЦРУ пустился в многословные пояснения, почему он отказался проходить проверку на полиграфе в отличие от других директоров. Будучи политическим назначенцем, Булей заявил, что «скептически» относится к эффективности полиграфа. Выступление Булей вызвало негодование у многих сотрудников. Тот факт, что Булей не прошел полиграф и затем нахально оправдывался на фоне такого серьёзного провала, говорит о безразличии, которое породило дело Эймса».

Тем не менее, Кесслер указывает, что «в случае с Эймсом детектор лжи был потрясающе точен. После того, как Эймс прошел свою первую проверку на детекторе лжи при поступлении в ЦРУ в 1962 году, он проваливал каждую последующую проверку. Даже в 1976 году, когда он ещё не начал шпионить, Эймс волновался при вопросе о несанкционированных контактах с иностранцами. В 1986 году, ставший предателем Эймс не прошел третий тест. Его сбил с толку вопросу о том, вербовала ли его какая-либо спецслужба».

Однако, далее по тексту Кесслел, как и Салливан, упоминает о вопросах насчет доходов Эймса: «как мог полиграфолог так беспечно отнестись к показанной Эймсом неискренности относительно его волнения о деньгах, в то время как он являлся владельцем «Ягуара»».

Примечание:
Ну да, «потрясающе точен», как видим. Если «даже в 1976 году, когда он ещё не начал шпионить, Эймс волновался при вопросе о несанкционированных контакта с иностранцами», то скорее - потрясающе неточен. Позднее, согласно Кесслеру, «потрясающая точность» американских технологий позволила выявить скрываемые доходы, и при этом не выявить сотрудничество с иностранной спецслужбой. А в 1986 – «его сбил с толку вопросу о том, вербовала ли его какая-либо спецслужба», хотя известно, что тестирование 1986 года Эймс прошел успешно.

[Алексей Николаев]

Другие авторы, в том числе Pete Eaarly, сотрудничавший в своем творчестве с ЦРУ и ФБР, написавший «Сonfessions of A Spy. The real story of Aldrich Ames» на материалах многочисленных встреч с Эймсом, указывают что первые исследования с применением полиграфа, в том числе в 1991 г., он прошел с положительным результатом. Тот же Салливан, как мы уже видели, пишет: «помню, после ареста Эймса я как-то заглянул в офис Миленски, и он как раз просматривал графики теста Эймса 1986 года. «Черт побери, Джон», сказал он, « в 1986 это уже было, а мы проглядели».
Относительно исследования 1986 г. Pete Eaarly приводит рассказ самого Эймса: «Когда тестирование закончилось, женщина-специалист (та, которую Салливан назвал «Донна Бонвит» - прим.) сказала, что увидела реакцию на один из вопросов, которая указывала на попытку скрыть правду. – какой это вопрос? – спросил он; - как Вы считаете?, спросила его специалист; - не знаю, ответил Рик. Она прочла ему вопрос: «Какие-нибудь иностранные разведки пытались вступить с Вами в контакт или завербовать Вас?» и спросила у Рика, почему прибор показал, что вопрос вызвал у него замешательство.» Эймс ответил, что по службе поддерживает контакты с жителями восточноевропейских стран и сам вербовал их, а также добавил, что не исключает, что в предстоящей поездке в Италию его могут пытаться завербовать. «Экзаменатор сказала, что даст ему несколько минут, чтобы он расслабился, а после повторит этот тест. Рик подумал, что вопрос поставлен неверно - это не КГБ его вербовал, вопрос звучал так: «пытались ли иностранные спецслужбы вступить в контакт с Вами или завербовать?», тогда как ничего такого с ним не произошло, он сам вступил с ними в контакт, и, таким образом, не лгал, говоря, что его никогда не вербовали». Когда специалист повторила вопрос, Рик ответил «нет», и на этот раз прибор не показал ничего необычного».

Примечание:

В этом рассказе мы видим некомпетентность специалиста и несовершенство методического подхода к проведению тестирования. Действительно, рекомендации типа «немного побеседовать на тему, подождать и повторить тот же вопрос» выдавали американские специалисты, которых привозили на показ в ншдл.
Отметим, что в книге «History of the CIA/ Legacy of Ashes», 2008, автор Тим Вейнер, со слов Ф. Хитца, главного инспектора ЦРУ, подтверждает, что Эймс в 1985 г. уже начал сотрудничать с советской разведкой: «это началось в 1985 году, а закончилось за один или два года до его ареста». Таким образом, полиграфологи ЦРУ «провалились» как в 1986, так и в 1991 г.
Это же обстоятельство подтверждает и Pete Eaarly: «Рик успешно прошел проводившуюся каждые пять лет проверку на допуск к секретной информации. Служба безопасности собиралась дать высокую оценку его благонадежности. … Он прошел два теста на полиграфе».

«После дела О. Эймса», по словам Кесслера, «вместо того, чтобы усилить безопасность, ЦРУ стало угрожать судебными исками в случае придания гласности информации о допущенных ошибках. Булей публично выступил в защиту ЦРУ и ввёл в заблуждение Комитет по разведке относительно результатов проверок Эймса на полиграфе, утверждая, что он успешно прошел их. Ущерб авторитету и репутации ЦРУ после ареста предателя был огромным. Дело Эймса продемонстрировало не только провал системы безопасности ЦРУ, но лёгкость, с которой дезинформировалась американская пресса». В этом отношении Кесслер упоминает о «множестве публикаций о том, что Эймс успешно прошел проверки на полиграфе, а не провалил их», хотя, как видим, Эймс действительно их успешно прошел.

[Алексей Николаев]

К сожалению, то, что впаривает ншдл и иже с ними – именно такой подход. И начался этот удобнейший подход не с них, и развивается не только ими. Не наука, а искусство. В результате, закономерно появляются всякие "комплексные специалисты", макаренки обоего пола, которые «я художник, я так вижу», и школы «полиграфного исскусства» имени себя.

Где нет науки – появляются увертки типа «специально так особо прореагировал… реакция...просто не может не быть искусственной», и это постепенно становится общим местом в заключениях. Очень удобно заявить, что «он специально реагировал, он противодействовал». Спрос рождает предложение, продаются семинары по «выявлению противодействия», он-лайн тусовки и т.д. Отсутствие научного подхода позволяет специалистам скрывать свою некомпетентность за глупостями типа «специально так прореагировал», а торгашам – продавать им фантики «семинаров по противодействию», называя это повышением квалификации.


В свою очередь, переводчики с американского, не являющиеся ни учеными, ни практиками, некомпетентность иностранцев и несовершенство методического подхода к проведению тестирования выдают за догму. Более того, периодически привозят нам носителей этого «знания». «Дайте один тест, достаточно, он почти стопроцентный», «немного побеседовать на тему, подождать и повторить тот же вопрос», «все люди реагируют одним набором параметров» и т.п. выдавали иностранцы, которых привозили на показ в ншдл.
А для поддержания штанов переводчик рассказывает смешные глупости - «то, что я вам сообщаю, это сведения, которые получены в результате перехвата через торренты».

Но для уяснения простого факта, что в Штатах полиграф не включен в число криминалистических методов, никакие "перехваты" не нужны.