О псевдонауке и псевдоэкспертах

[Алексей Николаев]

КРИТИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ ПРОТИВ ПСЕВДОНАУКИ

Анна Плахина, управление процессуального контроля за расследованием отдельных видов преступлений СК РФ

Наука и следствие всегда идут вместе по пути раскрытия преступлений. Десятки методик помогают устанавливать обстоятельства и условия, при которых были совершены противоправные действия. Нередко следователям приходится обращаться к экспертам в самых разных областях. Однако случается и так, что экспертиза не только не проясняет ситуацию, но и, выдавая ложный результат, сбивает следствие с верного пути.

Журнал СК РФ "записки следователя" , 2/2021 С. 32 - 39

Интересное и содержательное интервью, которое А. Плахина взяла у проф., д.п.н. Е.Г. Дозорцевой и к.п.н. Д.С. Ошевского.

"Эксперт Х" - Соколов, Алтайский край; "эксперт Y" - это Макаренка, Калужская обл.

[Алексей Николаев]

О том, как следователю работать с экспертами, проводящими однородные
и комплексные психологические экспертизы, мы побеседовали с главным научным сотрудником, исполняющим обязанности руководителя Лаборатории психологии детского и подросткового возраста ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии имени В. П. Сербского» Минздрава РФ, профессором кафедры юридической психологии и права факультета Юридической психологии Московского государственного психолого-педагогического университета,
доктором психологических наук Еленой Дозорцевой и старшим научным сотрудником той же Лаборатории психологии детского и подросткового возраста Центра имени В. П. Сербского, доцентом кафедры юридической психологии и права факультета Юридической психологии Московского государственного психолого-педагогического университета, кандидатом пси-
хологических наук Дмитрием Ошевским.

— Елена Георгиевна, Дмитрий Станиславович, поделитесь своими знаниями со следователями, которые в своей профессиональной деятельности назначают судебно-психологические (СПЭ) и комплексные судебные психолого-психиатрические экспертизы КСППЭ) и используют их результаты. Расскажите, появилось ли что-то новое за последние годы в перечне вопросов, которые ставят на разрешение эксперта-психолога? Какие вопросы следователь должен и может адресовать психологам?

Е. Г. Дозорцева: Перечень вопросов следствия и суда к эксперту определяется, прежде всего, Уголовным кодексом РФ и правовыми документами. В связи с этим основной состав вопросов достаточно стабилен. Но, разумеется, возникают новые проблемы и варианты противоправных действий, меняется законодательство, тогда появляются и новые вопросы.
Кроме того, развиваются и научные подходы, методология экспертизы, уточняются экспертные критерии. Все это отражается в наших статьях, информационных письмах, методических рекомендациях как для экспертов, так и для следователей. Экспертиза несовершеннолетних, которой мы занимаемся, постоянно совершенствуется. Сейчас в «НМИЦ ПН имени
В. П. Сербского» по сравнению с прошлыми периодами стало проводиться меньше экспертиз несовершеннолетних обвиняемых, но больше
экспертиз потерпевших, особенно от сексуальных преступлений, значительно выросло число посмертных экспертиз. В последнее время
мы уделяем особое внимание экспертизам по делам несовершеннолетних, где преступления были совершены в сети интернет или с использованием цифровых технологий. Здесь также возникают новые вопросы, например, о
влиянии сети Интернет на детей и подростков в тех или иных обстоятельствах. Вообще же, перечень типичных экспертных вопросов содер
жится на сайте НМИЦ ПН имени В. П. Сербского где есть специальный раздел «Следователю».

— Поступают ли к Вам запросы на проведение экспертиз с участием психолога с постановкой вопросов, которые не отражены на сайте Центра имени В. П. Сербского? Какие вопросы ставят в этом случае на разрешение?

Д. С. Ошевский: В наших публикациях, в том числе на сайте нашего Центра, в выступлениях на различных конференциях мы не раз говорили о том, что при назначении указанных экспертиз необходимо обращать внимание на имеющиеся методические правила. Тем не менее, все еще поступают постановления, в которых на разрешение ставят вопросы о достоверности показаний, причастности и непричастности лица к преступлению, наличие
скрываемой информации в показаниях в ходе допроса, в том числе по видеозаписям. Например, «имеется ли наличие идеальной следовой
информации», «врет / не врет», «склонен ли «Иванов» ко лжи», «добровольно ли «Иванов» давал показания», «заучена ли речь «Иванова»,
«ложность сообщения» и иные формулировки, смысл которых состоит в том, чтобы получить от эксперта информацию, на основании которой следователь мог бы заключить, обманывает его подэкспертный или говорит правду. Государственные эксперты-психологи на такие вопросы не отвечают и аргументированно обосновывают свою позицию. Ответы на вопросы о
достоверности показаний выходят за пределы компетенции эксперта-психолога (ст. 88 УПК РФ). Кроме того, современное состояние науки не позволяет надежно выносить суждение относительно того, правду или ложь говорит человек, поэтому решать такие вопросы эксперты не могут. Позиция государственных экспертных учреждений по такого рода вопросам была изложена в Информационном письме «О неправомерности определения достоверности показаний путем судебной экспертизы», опубликованном на сайте ФГБУ РФЦСЭ при Минюсте России и в журнале «Психология и право» в 2016 году.

[Алексей Николаев]

ПРИМЕР ИЗ ПРАКТИКИ

В Алтайском крае экспертом были проведены две психологические экспертизы по видеозаписям в отношении заявительницы и лица, подозреваемого в ее изнасиловании — назовем его Х. На поставленные следователем вопросы, в том числе, «имеются ли в пояснениях Х маркеры (признаки), свидетельствующие о сообщении информации, не соответствующей действительности? Если да, то в какой части рассказа?», эксперт ответил категорично: «психологические признаки недостоверности показаний выявлены не были». Давать такую оценку он априори не мог. На основании полученной экспертизы следователь сделал вывод о невиновно-
сти Х и планировал прекратить это уголовное дело. Позднее, при проведении другим, более опытным следователем комплекса следственных и оперативных мероприятий, были получены объективные доказательства
причастности Х к преступлению. Кроме того, подтвердилась его причастность и к другим аналогичным эпизодам.
В ходе допроса эксперт пояснил, что использовал метод, авторами которого являются В. Ф. Енгалычев, Г. К. Кравцова, Е. Н. Холопова [3]. В дальнейшем эксперты высшей категории выявили допущенные коллегой
грубейшие нарушения положений УПК РФ и Федерального закона от 31 мая 2001 года № 73-ФЗ «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации» (далее ФЗ № 73). В итоге экспертиза была признана недопустимым доказательством в соответствии со ст. 75 УПК РФ. Сейчас
действия эксперта Х в рамках доследственной проверки проверяются на признаки состава преступления, предусмотренного ст. 307 УК
РФ (заведомо ложное заключение эксперта).

— Корректна ли постановка таких вопросов следователем? Мог ли следователь назначить такую экспертизу? Соответствуют ли методы
и методики, использованные экспертом ФЗ № 75?

Е. Г. Дозорцева: Сошлемся еще раз на уже упомянутое нами Информационное письмо, составленное совместно специалистами Минздрава и Минюста. Эксперты не должны определять достоверность показаний. Любой компетентный и ответственный психолог-эксперт ответит следователю именно таким образом.

— Это все-таки единичные случаи, или их немало, и с чем это связано? Встречается ли подобная проблема за пределами РФ?

Е. Г. Дозорцева: К сожалению, их нельзя назвать единичными. Как правило, подобные исследования выполняются негосударственными экспертами, на которых не распространяются положения и ограничения вышеназванного
ФЗ (№ 75). Мы ждем принятия нового закона об экспертной деятельности, который будет регулировать проведение СПЭ и КСППЭ как государственными, так и негосударственными экспертами. Тогда требования о научной обоснованности применяемых в экспертизе методов будут иметь всеобщий характер. Сейчас же мы наблюдаем, что в качестве «инновационных» негосударственными экспертами используются
исследовательские методики, не предназначенные для получения однозначных ответов. Они выглядят вполне наукообразно, что может про-
извести впечатление на неспециалистов и в то же время сбить их с толку. В контексте уголовного преследования и судопроизводства это может иметь очень тяжелые последствия.

Проблема неправильного использования методических средств остро стоит во всем мире. В качестве примера могу привести недавно вышедшую международную статью под названием «Анализ невербальной коммуни-
кации: опасности псевдонауки в контексте безопасности и правосудия». Это редкий случай консолидированной позиции 52 авторов, специалистов европейского и мирового уровня в области судебной психологии и психологии безопасности. Среди них такие авторитетные психологи, как профессора П. А. Грэнхэг (Швеция), Р. Булл (Великобритания), 3. Шпорер (ФРГ) и другие. Они выделили несколько основных причин, по которым правоохранительные органы обращаются к псевдонаучным источникам.

Первая причина - это наличие проблемы, с которой сталкивается «заказчик», в нашем случае это следователь или судья. То есть, проблема выяснения, кто причастен к совершению преступления, вполне реальна, лишь средства
для ее решения выбираются неверно.

Вторая причина - официальная наука предлагает более долгий и сложный путь решения проблемы либо сообщает, что надежные средства (методы) для ответа на вопросы просто отсутствуют. А псевдонаука берется за решение любых проблем и дает простые ответы на сложные вопросы.

Третья причина - люди не ориентируются в науке и научных основаниях, а порой и не хотят в них ориентироваться, так как это закроет для них путь к получению ответов, которых они ждут.

В результате мы можем говорить о четвертой причине - недооценке опасности псевдонауки и обращения к лицам, которые игнорируют официальное научное мнение и дают фейковое (фейк - ложное, недостоверное, выдаваемое за действительное) заключение
«эксперта».

И, наконец, пятая причина - желание «заказчика» переложить ответственность за принятие решения на плечи «эксперта».

Конечно, ответственность эксперта за методы, которыми он пользуется, и надежность результатов экспертизы велика. Однако само по себе обращение следователя к неквалифицированному «эксперту», предоставляющему
псевдонаучные заключения, - это ответственность самого следователя, так же, как и принимаемое на основе такой «экспертизы» процессуальное решение. Международный коллектив исследователей предупреждает о крайней опасности использования псевдонауки в тех сферах, где речь идет о человеческой жизни. Не следует забывать, что и карьера самого следователя во многом зависит от принимаемых им решений.

Д.С. Ошевский: Это можно сравнить с медициной. Человек с тяжелым недугом обращается к целителю, при этом целитель может действительно верить в то, что его действия помогают. В этом случае ответственность несут за жизнь и здоровье лично этот человек и целитель, который, скорее всего, за финансовое вознаграждение, проводит так называемое лечение.
В лучшем случае обратившийся лишь потеряет деньги и время, в худшем - ему не успеют оказать надлежащую медицинскую помощь. Таким образом, следователь должен понимать все риски, которые возникнут при обращении к лицам, которые готовы подготовить фейковую экспертизу, легко ответив на вопросы, подлежащие установлению следственными действиями: причастен / непричастен, врет / не врет и другие.

Эксперт обязан хорошо знать и уметь использовать только методы и методики, которые прошли необходимую апробацию в судебно-экспертных учреждениях Министерства здравоохранения РФ или Министерства юсти-
ции РФ. В соответствии с ФЗ № 75 используемые методы и методики должны иметь строго научную и практическую основу в пределах
соответствующей специальности. Заключение эксперта должно основываться на положениях, дающих возможность проверить обоснованность и надежность сделанных выводов на базе общепринятых научных и практических данных. А кроме того, эксперту необходимо понимать, в какой конкретно сфере используется тот или иной научный метод или методика.

Даже признанные, одобренные методы и методики могут не применяться в судебно-психологической экспертной практике, однако эффективно использоваться в других сферах, например, в психологии образования.

[Алексей Николаев]

ПРИМЕР ИЗ ПРАКТИКИ


В Информационном письме «О неправомерности определения достоверности показаний путем судебной экспертизы» указана конкретная категория экспертиз и конкретные вопросы. Вместе с тем, время идет, эксперты меняют одни слова на другие, но фактически отвечают на те же вопросы: причастен / не причастен.

Например, в СУ по Калужской области экспертом Y было подготовлено заключение эксперта на основании постановления следователя о назначении психологической экспертизы. Он ответил на следующие вопросы:

1. Каков психологический профиль (портрет) лица, совершившего преступление в отношении С.?

2. Соотносится ли тип психологический профиль (портрет) личности Д. с психологическим профилем (портретом) лица, причастного к совершению преступления в отношении С.?

3. Наличествует ли у Д. идеальная следовая информация относительно совершения преступлений в отношении С.?

При этом, отвечая на поставленные вопросы 2 и 3, эксперт Y ответил, что «психологический профиль (портрет) личности Д. соотносится с психологическим профилем (портретом) лица, причастного к совершению преступлений в отношении С., не менее чем на 99,6%. У Д. наличествует идеальная следовая информация относительно совершения преступлений в отношении С.
Данный вывод сделан экспертом Y с вероятностью не менее чем на 98,2%».

Следствие, ориентируясь на данную экспертизу, длительное время вело уголовное преследование Д. Однако, с помощью полученных в ходе расследования иных доказательств, следствием была установлена непричастность Д. к совершению данного преступления. Таким образом, следователем, назначившим эту экспертизу, были нарушены конституционные права и свободы Д.

- Давайте разберем эту ситуацию подробнее. Входят ли в компетенцию психолога / эксперта ответы на подобные вопросы?

Е. Г. Дозорцева: Нет, в рамках судебной экспертизы ответы на подобные вопросы исключены.

Д. С. Ошевский: Эксперт-психолог не имел права отвечать на такие вопросы.

— Тем не менее, эксперт Y взялся за производство этой экспертизы.

Приводим фрагмент заключения эксперта: «Проводился анализ материалов уголовного дела с использованием личностно-ориентированного психологического анализа материалов; мониторинга реальности (содержательно-ориентированного психолингвистического анализа опосредованной письменной речи подэкспертной с использованием критериев Спорера (Sрогег ); ретроспективного воссоздания механизма события на основе смыслосодержательного анализа информативно-значимых ситуационных маркеров события, зафиксированных в протоколах следственных действий; морфологический анализ преступной деятельности, статистического моделирования психофизиологических параметров преступника, качественного моделирования психофизиологических параме-
тров преступника, метода микроструктурного анализа стереотипий деятельности психологического статуса человека, бихевиорального анализа личности; контактная профайлинговая психодиагностика <...> (с указанием методов психопатологического исследования анамнеза жизни и возможных отклонений и дефицитарности личностной и эмоционально-волевой сфер путем направленной клинической беседы <...> Контактная верификационная детекция идеальной следовой информации методами мониторинга реальности Sрогег.., прикладного анализа поведения, критериального ана-
лиза оценки правдивости и ложности высказываний, <...> контактной инструментальной детекции идеальной следовой информации (специальное психофизиологическое исследование с применением полиграфа».
В итоге «эксперт» заявил: «Метрологический коэффициент интегральной надежности выводной информации рассчитан методами математической статистики» ит. п.

Д. С. Ошевский: Один из критериев квалифицированного эксперта - это понятность, простота и прозрачность высказываний. Следователю нужно понимать не только то, что получено в результате экспертизы, но и как оно получено. В данном случае мы назвали бы результат экспертизы «наукообразностью, сочетающейся с псевдонаучностью».

Е. Г. Дозорцева: К сожалению, в настоящее время действительно встречаются подобные работы, это вызывает только недоумение. Выводы эксперта Y о 99,6 и 98,2% выглядят именно наукообразно и псевдонаучно. Профайлинг также является только ориентировочным методом, используемым при расследовании преступлений, но никак не экспертным методом. Никакие методики профайлинга не позволяют подобные количественные оценки. Как и методика «мониторинг реальности», разрабатываемая профессором Гиссенского университета Зигфридом Шпорером (Sрогег).

— А что это за методика?

Е. Г. Дозорцева: Это методика, по мысли автора, позволяет дифференцировать реально пережитое и не пережитое. Но сам 3. Шпорер (не Спорер, как указал его эксперт ), являясь одним из 57 авторов письма об опасности псевдонауки, не предлагает свою методику в качестве экспертной. И данный метод дифференциации может быть использован только в качестве ориентировочного.

Нередко псевдоэксперты стараются набрать разные методики, назвать их красивыми и непонятными словами в сложных словосочетаниях. Это «красный флажок», который должен насторожить следователя. Большой набор методик, которые не предназначены для того, для чего их собираются использовать, тоже не приведет ни к чему хорошему.

[Алексей Николаев]

ПРИМЕР ИЗ ПРАКТИКИ

Д. С. Ошевский: Наравне с уже упомянутыми «экспертизами» в нашей практике встречаются и другие, не менее впечатляющие.
Приведу пример. Эксперту К. были заданы вопросы: «Могли ли малолетнему М. «присниться» обстоятельства совершенных в отношении него отчимом действий сексуального характера, о которых он давал показания? Можно ли сделать вывод о правдивости показаний ребенка, данных в рамках допросах?..» Эксперт К. сделал вывод: «...С психологической точки зрения
сны могут не только рассказать о внутренних переживаниях ребенка, но и объяснить его поведение. Как в кошмарах, так и в добрых снах, зашифрована информация, которая поможет разобраться в том, что происходит в жизни ре-
бенка... Невозможно взять из памяти то, чего там нет... Таким образом, как правило, ребенок, рассказывая свой сон, только подтверждает, что данные психотравмирующие события с ним происходили на самом деле». Отвечая на
второй вопрос, эксперт К. сделал следующий вывод: «Невербальный язык (телодвижения, мимика) ребенка позволяет сделать вывод о том, что он переживал данные события в реальной жизни... В поведении ребенка нет те-
лодвижений, которые использует человек, говорящий неправду». Это напоминает некий фантастический некачественный фильм, но, к сожалению, данные действия и такие «экспертизы» существуют в реальности и попадают в уголовные дела. У следователя должна присутствовать, в первую очередь, критичность мышления. У него всегда есть возможность обратиться за консультацией в государственные экспертные учреждения. Информация
и телефоны обозначены на их официальных сайтах.

В случае «угадывания» такими «экспертами» результата следствия, могли ли подобные экспертизы быть признаны в суде как достоверное, допустимое, относительное доказательство?

Е. Г. Дозорцева: Использование ориентирующих методов, например, применение «признаков реальности» М. Штеллера и Г. Кенкена, может повысить вероятность правильного решения. Но в среднем возможность такого решения составляет около 70%. Можно ли в экспертизе пренебречь остальными 30%, если речь идет о судьбе человека? Авторы этого метода и
большинство исследователей считают, что нет. Экспертизу на таких методах строить нельзя. А экспертиза, в которой использовались не экспертные методы и методики, не соответствует требованиям ФЗ № 73 и просто не может быть экспертизой. Соответственно, и выводы не являются экспертными, а лишь субъективным мнением конкретного лица.

— 2020 год внес изменения, наверное, во все сферы деятельности. Коснулись ли эти изменения деятельности экспертов? Допустимо ли проведение психологических экспертиз дистанционно? Если нет, то почему?

Е. Г. Дозорцева: Экспертизы дистанционно мы не проводим. Исследований, подтверждающих надежность подобного варианта производства экспертиз, сегодня нет. Какие искажения данный способ может внести, мы можем
только предполагать. Но в нашем Центре развивается телемедицина, наши коллеги психиатры и мы консультируем экспертов из других регионов через видеосвязь в сети Интернет.

— Регулируется ли в настоящее время деятельность экспертов? Если да, то кем?

Д. С. Ошевский: Мы ожидаем изменений в законодательстве, необходим закон, регулирующий деятельность и государственных, и негосударственных экспертов.

В своей работе следователи часто испытывают дефицит времени. Несмотря на это, следователь не может себе позволить расписаться в собственной некомпетентности, узком кругозоре или отсутствии критичности мышления,
сообщив, что не знает, на какие вопросы отвечает та или иная экспертиза, или использовать фейковое экспертное мнение в качестве доказательства по делу. Ответственность за назначение экспертизы, которая по факту таковой
не является, несет, безусловно, следователь как должностное лицо. А «эксперт», принявший к производству, выполнивший ее и присвоивший
своему субъективному мнению статус экспертного, должен понимать возможность уголовной ответственности за такую «подмену понятий» и
введение в заблуждение следователей. Следственный комитет России в этом случае как минимум несет финансовые убытки за оплату такой «работы», а как максимум – оплачивает реабилитацию участника уголовного процесса
и восстанавливает свою репутацию.

Одно ясно точно: современная практика расследования уголовных дел требует консолидации усилий экспертного сообщества и следственных органов с целью избежать ошибок в доказательной базе и установления истины по уголовному делу.