Ложь и её детекция криминалистическими методами

[Казаков Владимир]

Ложь и её детекция криминалистическими средствами
Источник
http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm


ДИПЛОМНАЯ РАБОТА

на тему: Ложь и её детекция криминалистическими средствами ПЛАН
ВВЕДЕНИЕ с.4-6
ГЛАВА 1. ОСНОВЫ ДЕТЕКЦИИ ЛЖИ с.7-34
§1. Понятие и классификация лжи с.7-14
§2. Теоретические и методические основы детекции лжи с.14-28
§3. Правовые основания противодействия лжи с.28-34
ГЛАВА 2. КРИМИНАЛИСТИЧЕСКИЕ ВОЗМОЖНОСТИ
ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ЛЖИ с.34-75
§1. Ложь как элемент противодействия расследованию с.34-48
§2. Тактико–криминалистическ� �е способы детекции и
противодействия лжи с.48-66
§3. Инструментальные средства детекции лжи с.66-71
§4. Перспективы развития криминалистических методов и
средств детекции и борьбы с ложью с.71-75
ЗАКЛЮЧЕНИЕ с.75-81
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ с.82-89

[Казаков Владимир]

ВВЕДЕНИЕ
Актуальность темы исследования. Поисково–познавательная деятельность субъектов уголовного пресле*дования в досудебном производстве имеет две взаимосвязанные стороны: правоведческую и следоведческую. И в стадии возбуждения уголовного дела, и в стадии предварительного расследования осуществляются собирание, оценка, проверка и реализация информации, необхо*димой для выявления, раскрытия, пресечения общественно опасных деяний с признаками преступлений и решения других правовых и криминалистиче*ских задач. Достоверной в уголовном судопроизводстве следует считать не просто информацию, соответствующую действительности, тому, как все бы*ло на самом деле, а лишь такие сведения, соответствие (адекватность) кото*рых действительности не вызывает сомнений в силу их доказанности, уста*новленное достаточными по объему, характеру и содержанию сведениями, полученными из других источников, информационная надежность которых не вызывает сомнения. Вообще говоря, уголовно–процессуальную деятельность, наце*ленную на выявление и раскрытие преступлений, можно охарактеризовать как процесс собирания, накопления, проверки, оценки, передачи и реализа*ции юридически и криминалистически значимой информации. Сравнительный анализ имеющихся в криминалистической литературе классификаций носителей информации позволил вы*явить относительно самостоятельные общие массивы (потоки) информации и тем самым создать предпосылки для определения основных направлений проверки данной информации, в том числе, и прежде всего с точки зрения устранения лжи, установления факта и степени его достоверности. Таких массивов три: 1) идеальная (личностная), т.е. содержащаяся в памяти потер*певших, свидетелей, подозреваемых и обвиняемых информация, переданная ими субъектам уголовного преследования вербальными или иными способа*ми; 2) вещная (предметная) информация, полученная при осмотре и исследо*вании материально фиксированных следов отображений, следов веществ, орудий преступления, предмета посягательства и т.д., как неживой, так и жи*вой, но не говорящей природы; 3) документальная, полученная при осмотре и исследовании документов и связанных с ними объектов (следов криминаль*ного воздействия на документ, орудий, материалов, других средств их изго*товления, видоизменения, уничтожения и др.).

[Казаков Владимир]

При детекции лжи и проверке достоверности информационного материала в досудеб*ном уголовном процессе реализуются самые различные допустимые средства (принципы, методы, технологии, методики, приемы, аппаратура, приборы и специальные знания). Речь идет как об идеальных средствах (идеях, поняти*ях, подходах, рекомендациях, приемах и т.д.), так и о людях, их возможно*стях, материальных, технических, технологических, информационных систе*мах. В их круг включаются не только те средства, которые специально соз*даются для правоохранительных органов, но и другие, весьма разнообразные продукты, достижения, орудия труда, средства производства и контроля, соз*даваемые специалистами других областей науки и практики в интересах все*го общества либо соответствующих отраслей экономики, в т.ч. оборонного комплекса. В необходимых случаях они могут быть использованы для целей уголовного судопроизводства. Информация проверяется в момент ее получения (например, путем по*становки конкретизирующих и контрольных вопросов при допросе, получе*нии объяснения, опросе), но чаще всего спустя какое–то время после ее полу*чения логическим, экспериментальным, инструментальным путем. Таким об*разом, проверка достоверности информации, т.е. соответствие её истине, а можно сказать и отсутствие в информационном массиве ложных данных, как и любой иной процесс познания, протекающий в режиме активного целена*правленного поиска, включает в себя эвристические, аналитические, оценоч*ные, прогностические и иные мыслительные начала, операции, моменты и, одновременно, различные способы реализации физической активности субъектов проверки и лиц, вовлекаемых ими в процесс информационного взаимо*действия. Отдельные аспекты использования стереотипов поведения, связанных с ложью рассматривались Р.С. Белкиным, А.И. Винбергом, В.А. Образцовым, М.М. Гродзинским, А.И. Ковалевым, Г.Н. Мудьюгиным, Р.Д. Рахуновым, М.С. Строговичем, А.С. Шейфером, А.А. Эйсманом и А.Е. Ямпольским. Многие вопросы, свя*занные с феноменом лжи и её детекции, до сих пор остаются не изу*ченными. Недостаточно внимания уделено их тактическому и процес*суальному значению, а также их месту и роли в системе доказательств. Потребность в теоретической обоснованности указанных и некоторых других вопросов, связанных с уликами поведения, в частности, с детекцией лжи, а также их несомненное значение для практической деятельности органов расследования обусловили выбор темы исследования.

[Казаков Владимир]

Цель и задачи исследования. Цель исследования заключается в более глубокой разработке сущности и роли стереотипов поведения, связанных с ложью, выработке на их основе рекомендаций ра*ботникам органов предварительного расследования по выявлению лжи и использованию полученной таким образом информации для раскрытия и расследования преступлений, изобличения лиц виновных в их совершении. К задачам исследования относятся установление понятия лжи и её классификации, а также определение эффективных инструментальных и тактико–психологических методов и средств её детекции. Объектом исследования являются стереотипы поведения, связанные с ложью в деятельности по раскрытию и расследованию преступлений, а также следственная и судебная практика. Предметом исследования являются закономерности выявления, ис*следования и использования стереотипов поведения, связанных с ложью с целью ее детекции в деятельности по раскрытию и расследованию преступлений. Методологическую основу исследования составляют положения ма*териалистической диалектики. Изучена и критически осмыслена в аспекте рассматриваемых вопросов литература по криминалистике, уголовно– процессуальному праву, философии, логике и теории оперативно–розыскной деятельности. Для решения поставленной задачи использовались следующие методы: теоретического анализа, единства логического и исторического; моделирования; анкетирования и др. Выводы и предложения, содержащиеся в работе, основаны на нормах Конституции РФ, уголовного, уголовно–процессуального законода*тельства, криминалистики. Анализу подверглась следственная, экспертная и судебная практика.

[Казаков Владимир]

Научная новизна исследования. Проведенные исследования пробле*мы позволяют выявить наиболее адекватное современности понятие лжи, её клас*сификацию, определить перспективы развития методов и средств детекции лжи. В литературе советского периода сложилось негативное отношение к ин*струментальным методам диагностики состояний проходящих по делу лиц, могущих иметь уликовое значение. Между тем в последнее время взгляды на полиграфологические методы и их использование в опера*тивно–розыскной и следственной практике начинают меняться. Это открыва*ет новые, ранее не исследованные возможности в области детекции лжи и использования полученной таким образом информации. Научная и практическая значимость работы заключается в разработке системы рекомендаций по выявлению, собиранию, исследованию и оценке улик поведения, связанных с ложью. Результаты работы могут быть использованы при уточнении языка науки, для выполнения более объемных исследований по аналогичной или близким темам, совершенствованию нормативной базы, на практике для повышения эффективности деятельности по раскрытию и расследованию преступлений и выполнения экспертных исследования, а также в образовательной деятельности юридических вузов и учебных подразделений правоохранительных органов при изучении криминалистики, в системе повышения квалификации следователей, оперативных работников, специалистов– криминалистов, экспертов. Структура и объем работы. Структура работы обуслов*лена целью, задачами и логикой исследования. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы.

[Казаков Владимир]

ГЛАВА 1. ОСНОВЫ ДЕТЕКЦИИ ЛЖИ

§1. Понятие и классификация лжи Ложь – одно из тех негативных явлений, которая неизбежно присутствует в процессуальной деятельности. Источниками лжи являются чаще всего подозреваемые, обвиняемые и свидетели. Однако, иногда лгут и потерпевшие, а также эксперты. Таким образом, в деятельности по раскрытию и расследованию преступлений возникает необходимость эффективного определения лжи и борьбы с нею. Прежде всего, необходимо определиться с понятием и типологией лжи. Философский словарь так определяет это явление: «ложь – искаженное отражение действительности, такое познавательное содержание, которое не соответствует природе вещей»[1] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn1). Причем ложь бывает сознательной, преднамеренной (дезинформацией), и непреднамеренной (заблуждением). Тем не менее, определять необходимо оба вида лжи, несмотря на то, что во втором случае детекция лжи затруднена в связи с отсутствием у субъекта её психофизиологических проявлений. Кроме того, в литературе встречаются и иные, более подробные классификации лжи[2] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn2). Так, помимо различий между самоориентированной ложью и ложью, ориентированной на других, обычно проводится различение между явной (откровенной, грубой) ложью, преувеличением, и тонкой ложью. Явная ложь (также называемая фальсификацией) – это полная ложь – ложь, при которой сообщаемая информация совершенно отлична или диаметрально противоположна истине. Виновный подозреваемый, отрицающий всякую причастность к совершению преступления, высказывает явную ложь. Исследования показывают, что большинство случаев лжи (65–67%) относятся к явной лжи.

[Казаков Владимир]

Преувеличение – это ложь, при которой сообщаемые факты или информация превосходят истинные данные. Люди могут преувеличивать свое сожаление о том, что опоздали на встречу с другом, могут приукрашивать свое раскаяние в том, что совершили преступление, на полицейском допросе или представлять себя как более прилежного работника, чем на самом деле, в интервью при приеме на работу. Тонкая ложь предполагает буквальное сообщение истины, но направленное на то, чтобы ввести кого–либо в заблуждение. Другой тип тонкой лжи включает сокрытие информации путем уклонения от ответа на вопросы или упущения имеющих отношение к делу деталей. Другое различение может быть проведено при обращении внимания на сложность и последствия лжи. Некоторые виды лжи сложнее совершить, чем другие. Например, ложь является более сложной, когда у другого человека есть некоторые свидетельства в пользу того, что данный человек лжет. Ложь также труднее совершить, имея дело с подозрительным человеком. Наконец, совершить ложь легче, когда у лжеца есть возможность подготовить свою ложь. Кроме того, последствия изобличения во лжи далеко не всегда одинаковы. Классификация на основе сложности лжи и ее последствий полезна, потому что лжецы ведут себя по–разному в различных ситуациях. Иными словами, лжецы демонстрируют различные формы поведения, когда совершаемая ими ложь является сложной и когда она является простой, кроме того, их поведение также различается в зависимости от того, насколько для них важно то, относительно чего они лгут.

[Казаков Владимир]

Индивидуальные различия, связанные с ложью. Специалистами не было обнаружено различий, касающихся частоты сообщения лжи, но был отмечен факт, что мужчинам и женщинам более свойственны различные типы лжи. Мужчины чаще прибегают к самоориентированной лжи, тогда как женщины – ко лжи, ориентированной на других, особенно при общении с другими женщинами. В разговорах между двумя женщинам почти половина сообщаемой лжи относилась к категории ориентированной на других. Женщины выражают больше позитивных чувств, чем мужчины, прежде всего преувеличивая достоинства тех аспектов, которые им действительно нравились. Результаты исследований показали, что женщины чаще говорят ложь, ориентированную на других, чем мужчины. Наблюдается факт, что склонность женщин чаще использовать ложь, ориентированную на других, присутствует уже в раннем детском возрасте. Известен также тот факт, что в процессе взаимодействия с другими людьми женщины, как правило, более открыты, доверительны и склонны выражать эмоциональную поддержку, чем мужчины. В результате как женщины, так и мужчины более положительно отзываются о разговорах с женщинами, чем с мужчинами. Однако тот факт, что женщины используют больше лжи, ориентированной на других, чем мужчины, – то есть склонны к более частым и более лестным комплиментам, а также избегают говорить вещи, которые могут задеть другого человека, – также может являться одной из причин вышеупомянутого феномена. Наконец, существуют свидетельства того, что мужчины и женщины по–разному ведут себя, когда лгут. Говоря ложь, женщины чувствуют себя несколько более дискомфортно, чем мужчины. Для женщин ложь оказала более негативное воздействие на взаимоотношения с лжецом, чем для мужчин, и женщины чаще, чем мужчины, вспоминали о таких случаях. Возрастные различия. Дети начинают говорить ложь, ориентированную на других, в самом раннем возрасте. Дети также замечают, что окружающие (например, их родители) говорят такую ложь, и начинают подражать их поведению. Черты личности и ложь. Результаты научных исследований свидетельствуют о том, что различные типы людей по–разному ведут себя при совершении обмана. Выделяются четыре различных типа людей, которые называются манипуляторами, актерами, общительными людьми и адаптаторами.

[Казаков Владимир]

Манипуляторы. Манипуляторы – это люди, набирающие высокие оценки по шкале макиавеллизма или социальной приспособленности – они часто используют самоориентированную ложь, склонны настаивать на своей лжи, когда их слова оспаривают, вынуждая сказать правду, не чувствуют себя дискомфортно, когда лгут, не находят лгать сложным с когнитивной точки зрения, относятся к окружающим цинично, мало заботятся об общепринятых моральных нормах и открыто признают, что они готовы лгать, обманывать и манипулировать людьми, чтобы получить то, что хотят. В сфере межличностных отношений манипуляторы коварны, но отнюдь не глупы. Они не эксплуатируют других, если жертва может отомстить, и не обманывают, если им грозит разоблачение. В разговорах они склонны доминировать, однако при этом кажутся ненапряженными, способными и уверенными в себе. Как правило, их любят больше, чем людей, не так хорошо владеющих навыками манипуляции, и предпочитают в качестве партнеров. Актеры. Некоторые люди более искусны в регулировании своих вербальных и невербальных форм поведения, чем другие. Эту способность описывают следующие четыре конструкта: эмоциональный контроль, социальный контроль, исполнительность и социальная экспрессивность. Эмоциональный контроль означает способность регулировать свои эмоциональные сигналы и невербальные проявления (то есть способность скрывать свои истинные чувства – например, умение сохранять невозмутимый вид, даже будучи расстроенными). Социальный контроль включает способности к ролевой игре, контроль над вербальным поведением и навыки самопрезентации. Если актерская игра описывает способности к ролевой игре, то социальная экспрессивность включает навыки вербального выражения своих чувств и владения речью. Очевидно, что обладание всеми этими навыками помогает обманывать других. По сравнению с не–актерами, актеры упорнее настаивают на своей лжи, когда она подвергается сомнению, чувствуют себя более комфортно, когда лгут, и делают это с большей легкостью.

[Казаков Владимир]

Общительные люди. Учитывая факт, что ложь совершается в контексте повседневных социальных взаимодействий, разумно предположить, что те, кто находит большее удовольствие в социальных взаимодействиях, являются более искусными лжецами. Социальная жизнь особенно привлекает экстравертов и общительных индивидов. Экстраверты любят находиться в обществе других людей, не застенчивы и уверенно чувствуют себя в социальных взаимодействиях. Общительность означает стремление к принадлежности какому–либо сообществу и предпочтение компании уединению. С другой стороны, некоторые люди, как правило, сдержанно ведут себя на людях. Это происходит либо потому, что они предпочитают оставаться в обществе самих себя и сосредоточиваться на собственных мыслях и переживаниях, касающихся только их лично, либо потому, что они склонны к социальной тревожности (то есть испытывают дискомфорт в присутствии других) или застенчивы (в частности, чувствуют неловкость и напряжение в обществе других). Различия в степени социальной вовлеченности оказывают влияние на уровень развития навыков обмана. Общительные люди лгут чаще, чем замкнутые, чувствуют себя более комфортно, когда лгут, и дольше настаивают на своей лжи.

[Казаков Владимир]

Адаптеры (приспособленцы). Люди, испытывающие тревожность и неуверенность в социальных взаимодействиях, не обязательно избегают лжи. Некоторые индивиды с высоким общественным самосознанием и ориентированные на других справляются со своей неуверенностью особыми способами, а именно путем собственной адаптации к другим людям. Эти «адаптеры» испытывают сильную мотивацию производить положительное впечатление на других. Адапторы чувствуют себя достаточно непринужденно, когда лгут. Они упорнее настаивают на своей лжи, когда ее оспаривали, чувствуют себя более комфортно, когда лгут, и лгут с меньшим трудом.

[Казаков Владимир]

Ложь имеет сложную роль в повседневных взаимодействиях. Общепринятое представление о том, что лгать всегда плохо, с очевидностью не соответствует действительности. Общение между людьми стало бы дискомфортным, а фундамент социальных взаимодействий легко мог бы быть разрушен, если бы люди все время говорили друг другу правду. Манипуляторы часто лгут, однако именно их предпочитают в качестве партнеров. Общительные люди считаются обладающими развитыми социальными навыками, хотя они нередко прибегают ко лжи. Считается, что социально замкнутые люди несколько неловко чувствуют себя в социальных ситуациях, возможно, благодаря тому факту, что они честны. Такие индивиды, в отличие от других людей, редко льстят окружающим. Однако, в процессе установления истины в судопроизводстве ложь, разумеется, недопустима. Кроме того, ложь различают по характеру, формам проявления и целям, которые преследуются теми, кто использует ее в качестве орудия борьбы с правосудием. Опасна любая ложь: большая и малая, явная и тайная, примитивная и ухищренная. Но особую опасность представляет ложь неразоблаченная, от кого бы она не исходила. В этом случае она может нанести весьма ощутимый вред правосудию, делу установления истины, принятию правомерных решений в уголовном процессе. В общежитейском смысле, ложь – это неправда, вымысел. Лгать – значит скрывать правду, искажать действительное положение вещей и состояние дел.

[Казаков Владимир]

В отечественной криминалистике выделяют два типа лжи[3] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn3): а) пассивная ложь, что выражается в непередаче сведений, которые известны (умолчание); б) активная ложь, т.е. сообщение заведомо ложных сведений. Пассивная ложь бывает полная и частичная. К пассивной лжи относится и запирательство. Активная ложь подразделяется на: а) ложь, целиком состоящую из вымысла; б) частичную ложь (соединение элементов правды с элементами лжи). Ложь, базирующаяся на подтасовке фактов, формируется путем: – исключения отдельных элементов события; – дополнения реального события вымышленными элементами; – перестановки отдельных элементов события во времени и пространстве. Криминалистическая интерпретация этих понятий предполагает дачу заведомо ложных показаний по поводу тех или иных обстоятельств, подлежащих установлению. Ложные показания могут быть даны в силу заблуждения. Однако заведомо ложные показания всегда являются разновидностью активной, преднамеренной лжи. В этом случае имеется в виду сообщение следствию или суду ложной информации с целью обмануть допрашивающих, ввести их в заблуждение. По своему характеру (направленности) ложные показания могут быть: – оправдательными; – обвинительными; – одновременно обвинительными в отношении одних и оправдательными в отношении других лиц; – нейтральными (например, сообщение ложных сведений о преступлении, которое не совершалось, без указания на конкретное лицо, якобы совершившее это преступление). В основе непреднамеренной лжи могут лежать самые различные причины, обусловленные психическими, физическими, логическими факторами (преклонный возраст, травмы головы, отрицательно сказывающиеся на процессе правильного восприятия, сохранения, воспроизведения информации, низкий образовательный и интеллектуальный уровень, приводящий к ошибкам в посылках, к ошибкам в отношении тезиса, в аргументации и т.д.).

[Казаков Владимир]

Для преднамеренного лжесвидетельства характерны иные основания. Заведомо ложные показания чаще всего даются для того, чтобы: а) помочь виновным лицам избежать уголовной ответственности; б) смягчить вину обвиняемого (подсудимого); в) преувеличить вину лица, подлежащего привлечению или привлеченного к уголовной ответственности; г) оговорить невиновного в совершении преступления, к которому он не имеет никакого отношения, либо оговорить его в совершении мнимого, несуществующего преступления. С психологической точки зрения, процесс формирования заведомо ложных показаний предполагает последовательное прохождение следующих стадий: 1) восприятие истинного события; 2) запоминание и осмысление этого события; 3) осознание цели сообщения ложных сведений и последствий данного акта; 4) переработка воспринятого и создание мысленной модели задуманного лжесвидетельства; 5) удержание в памяти моделей ложных показаний построение модели процесса их сообщения на допросе; 6) воспроизведение ложных показаний на допросе. Причины, порождающие ложные показания свидетелей и потерпевших: - воздействие, которое они испытали со – стороны заинтересованных лиц (просьбы последних, уговоры, подкуп шантаж и т.д.); - болезненное состояние психики; - личная заинтересованность в исходе дела; - намерение избежать нежелательного обременительного участия в уголовном процессе; - нежелание помогать правоохранительным органам в установлении истины из–за негативного отношения к их работе, конкретным работникам.

[Казаков Владимир]

В генезисе лжи существенную роль играют эмоции человека: страх, гнев, злорадство, зависть, тревога, надежда, отчаяние и прочее. В качестве мотивов лжесвидетельства могут выступать корыстные побуждения, ложно понятые интересы коллектива, чувство товарищества, попытка самоутверждения таким способом и т.д. Причины лжесвидетельства подозреваемых, обвиняемых: – намерение уклониться от ответственности и возмещения причиненного вреда; – намерение смягчить ответственность, сохранить нажитое преступным путем имущество, иные добытые незаконно блага, права, преимущества; – воздействие на допрашиваемых со стороны других заинтересованных в ложности показания лиц. Делается это из: а) опасения, что признание вины может изменить в худшую сторону судьбу допрашиваемого и его положение в обществе, повредить собственной репутации, причинить иной вред себе и другим людям; б) желания отомстить соучастнику или иным лицам; в) боязни мести со стороны соучастников, других заинтересованных лиц; г) корыстных побуждений или соображений получения иной выгоды.

[Казаков Владимир]

Ложь имеет не только словесное оформление, проявляется не только в вербальном общении, но и четко прослеживается в самых различных невербальных формах. Ложные показания, оговоры и самооговоры, ложные доносы и ложные алиби, фальсификации – все это ядовитые ягоды тлетворного поля лжи. Так, например, характерны признаки лжи допрашиваемого. Версия о том, что допрашиваемый (свидетель, потерпевший, подозреваемый, обвиняемый), несмотря на его уверения в правдивости своих показаний, сообщает ложные сведения, может быть построена на основе установления и анализа следующих обстоятельств: – сообщения допрашиваемым лицом различных сведений по одному поводу; – неопределенности, некорректности сведений, содержащихся в показаниях; – наличия совпадений в мельчайших деталях показаний различных лиц об одном и том же; – «проговорок» в высказываниях, указывающих на отрицаемую допрашиваемым лицом осведомленность в обстоятельствах события, по поводу которого оно допрашивается; – бедности эмоционального фона показаний (схематичность, безликость, бледность показаний); – упорного подчеркивания допрашиваемым своей добропорядочности и незаинтересованности в исходе дела; – уклонения допрашиваемого от ответа на прямой вопрос; – сокрытия очевидных фактов, которые не могли быть неизвестны допрашиваемому лицу. Каждое из перечисленных обстоятельств может рассматриваться в качестве признака лжи допрашиваемого. Это, однако, не значит, что взятое само по себе то или иное обстоятельство во всех случаях одинаково свидетельствует о лжи. Возможны и иные объяснения того, что в словах и других проявлениях активности допрашиваемого насторожило следователя. Поэтому, чтобы исключить ошибку в распознавании лжи, следует ориентироваться на несколько взаимосвязанных, взаимодополняющих признаков. Причем ограничиваться при этом только соответствующими признаками сиюминутной речевой активности явно недостаточно. То, что воспринимает следователь на вербальном уровне в данный момент, необходимо сопоставить с известными ему данными об особенностях устной речи допрашиваемого лица в иных ситуациях, в формальной обстановке и неформальном общении, в условиях расследования и за его пределами. Точность диагностики существенно возрастает в том случае, когда результаты наблюдения за вербальными коммуникациями сравниваются с результатами наблюдения за протекающими синхронно невербальными коммуникациями подсознательного типа.

[Казаков Владимир]

§2. Теоретические и методические основы детекции лжи Человечеству с древнейших времен были известны методы и средства установления истины, которые находили свое отражение в нормах материального права (обычаях, ордалиях) и были основаны на эмпирических наблюдениях и интуитивном знании одного из фундаментальных механизмов психофизиологии, в основе которого находится объективно существующий психофизиологический феномен о взаимосвязи и взаимообусловленности эмоционально–волевой и физиологической сфер личности при воздействии на нее значимыми раздражителями.
Однако только в конце XIX в. были заложены теоретические, естественнонаучные и технические предпосылки по использованию инструментальных методов психологической диагностики в раскрытии преступлений (К. Юнг, А. Моссо, Ч. Ломброзо). Результаты теоретико–прикладных исследований, проводимых в конце XIX – начале XX в. М. Вертгеймером, Э. Фэрри, Г. Мюнстербергом, В. Бенусси, Г. Бартом, В. Марстоном, Д. Саммерсом, Д. Ларсоном, Л.Килером и другими, свидетельствуют о создании естественнонаучных, технических и методических основ по применению инструментальных психофизиологических методов в раскрытии преступлений. Одновременно с появлением полиграфа в качестве технического средства и составной части инструментального психофизиологического метода, способствующего установлению истины по уголовным делам, возникли проблемы законности и этичности его применения. Эти проблемы дискуссируются и по настоящее время. Результаты теоретико–прикладных исследований, проводимых с конца XIX и до конца XX в. в России и СССР И.Р. Тархановым, В.М. Бехтеревым, А.РЛурия, Б.Г. Розовским, Л.Г. Ворониным, П.В. Симоновым, Г.Г. Андреевым, Г.А. Злобиным, С.А. Яни, А.А. Заничевой, И.Е. Быховским, А.Ф. Возным, П.И. Гуляевым, А.А. Закатовым и другими учеными, свидетельствуют о научной обоснованности и эффективности применения инструментального психофизиологического метода выявления возможно скрываемой информации с использованием полиграфа в раскрытии преступлений.

[Казаков Владимир]

Событие преступления, преступные действия правонарушителей отражаются в материальном мире в виде материальных и идеальных следов (в виде мысленных образов, отраженных в сознании конкретных субъектов), поэтому следы преступлений не могут быть рассмотрены в изоляции от человеческой психики, особенностей его интеллектуальной, эмоциональной и волевой сфер. Благодаря своему аффективному характеру преступление порождает сильное эмоциональное возбуждение, что способствует сохранению воспоминаний о совершенном преступлении в памяти лица, участником, очевидцем которого оно являлось. Эмоциональное возбуждение, которое опрашиваемое лицо пережило, можно искусственно активизировать в его сознании и зарегистрировать, предъявляя разнообразные значимые раздражители (вопросы, вещественные доказательства и т. п.), даже против воли субъекта ввиду того, что посредством центральной нервной системы осуществляется отражение внешних раздражителей в виде ее возбуждения и ответной реакции организма на предъявленные раздражители в виде изменений физиологических процессов.

[Казаков Владимир]

Эмоциональное возбуждение выражается в изменениях физиологических функций организма: электрической активности кожи, дыхания, частоты сердечных сокращений, артериального давления, плетизмограммы и т. д. и представляют собой психофизиологическую информацию, которую можно фиксировать и объективно измерять инструментальными методами. Регистрируя изменения функционирования определенных органов (физиологические проявления эмоционального напряжения), мы можем обнаружить соответственно и изменения в эмоциональной напряженности опрашиваемого. В связи с этим можно говорить о физиологических проявлениях эмоций, их субъективно–объективном характере. Принципиальная возможность получения от человека достоверной информации обусловливается тем, что, несмотря на всеобщее, неотъемлемое свойство материи изменяться, изменению (забыванию) подвергается не вся информация, а лишь эмоционально не окрашенная (не значимая для субъекта). Экспериментально доказано, что значимые раздражители (вопросы, предъявленные вещественные доказательства), воздействуя на идеальные отображения (мысленные образы), имеющие эмоциональную окраску, являются катализатором психической деятельности человека, активизируют процессы его памяти, которая благодаря обратной связи свои ответы выражает в виде изменений физиологических реакций. Эмоции находят проявление в физиологических показателях и, что характерно, эти показатели проявляются непроизвольно, против желания индивидуума. Одними из наиболее актуальных для человека являются факты совершения преступления или причастности к ним.

[Казаков Владимир]

Анализ речевых и неречевых форм поведения[4] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn4). Речевую деятельность следует отличать от простого произнесения слышимых звуков. Последние могут быть невольными экспрессивными проявлениями, то есть не речью в собственном смысле. Это крики, восклицания, свист и т.п., но не слова или предложения. В них нет воли к коммуникации. О речевой деятельности можно говорить только в тех случаях, когда устанавливается связь между артикулированным словом и смыслом. Объективная речевая деятельность – это система санкционированных исторической традицией символов, используемых в качестве инструмента всеми, кто растет и развивается в сфере соответствующего языка. Речевую деятельность нужно отличать также от экспрессивных движений: невольных внешних проявлений психической жизни в формах мимики, интонации голоса, жестикуляции. Речевая деятельность есть обусловленное волей данного субъекта сообщение определенного объективного содержания, осуществляемое либо на языке жестов, либо путем произнесения слов. Анализ через синтез – это ведущее звено всякой мыслительной деятельности. Эта краткая форма анализа заключается в следующем: объект в процессе исследования включается во все новые связи и в силу этого выступает во все новых качествах, которые фиксируются в понятиях. Из объекта, таким образом, как бы вычерпывается все новое содержание, он как бы поворачивается каждый раз другой своей стороной, в нем появляются все новые свойства.

[Казаков Владимир]

Технология приема состоит в том, что процесс синтеза может проходить через весь процесс расследования. Каждое вновь появляющееся доказательство «примеривается» к той композиции доказательств, которая уже сложилась, это новое ищет свое место в системе. Следственное действие синтезирует в себе комплекс различных специальных криминалистических методов, поэтому представляется оптимальным рассмотреть эти методы в двух аспектах: а) следственное действие глазами следователя; б) следственное действие глазами участников следственного действия. Этот двуплановый подход к анализу следственного действия наиболее соответствует ситуации расследования, а, кроме того, само понятие оптимальности предполагает рациональное сочетание различных методов, результаты применения которых дополняют друг друга. Представляется необходимым применительно к проведению следственного действия продемонстрировать возможности методов многофакторного анализа, рефлексии, внутреннего диалога, социальной типизации, интерпретации речевых и неречевых форм поведения, экспресс–интерпретации субъективной оценки ситуации участником следственного действия, метода исследования позиций участников следственного действия и т.д. Следственное действие строится, как правило, на процессах межличностного и полифункционального общения. Даже такие «молчаливые» действия, как осмотр и назначение экспертизы, сопровождаются внутренними диалогами с лицами, причастными к расследуемому делу. Поэтому следственное действие – это, как правило, общение в диалоге, в смене ролей слушающего и говорящего. Причем этот диалог регламентирован нормами УПК, детально распланирован следователем, но, в то же время, глубоко вариативен – так многообразно его содержание и внешние формы. Рассмотрим метод интерпретации применительно к анализу процессов межличностного взаимодействия следователя с участником следственного действия.

[Казаков Владимир]

Подлинное познание личности основано на диалогическом проникновении следователя во внутренний мир своего партнера. В процессах речевого общения следователь и участник следственного действия постоянно оказывают друг на друга психическое воздействие, сообщают о своих психических состояниях, обмениваются самой разнообразной, часто неконтролируемой информацией. Особенно это относится к ситуациям, носящим экстремальный характер. Общение в процессе следственного действия осложняется еще и тем, что участники говорят не то, что думают, и при этом их внешняя речь сопровождается внутренней речью. Внутренний комментарий может оказывать воздействие более сильное, чем внешняя речь. Данное малоисследованное в криминалистике обстоятельство обязывает следователя расшифровать, декопировать внешние формы речевого и неречевого поведения участника следственного действия. Это может осуществляться не только интерпретацией (истолкованием) внешней речи участника следственного действия, всех внешне выраженных средств поведения, но и внутренними диалогами следователя с самим собой, с участниками следственного действия, за которого средствами внутренней речи отвечает сам следователь. Таким образом, внутренний диалог следователя как бы предваряет внешнюю речь следователя и вероятные реакции участника следственного действия. Вышесказанное вызывает необходимость проиллюстрировать сложное положение следователя при приеме, обработке и оценке информации следующей конструкцией. Предметом приема, переработки и оценки информации следователем в процессе следственного действия являются следующие компоненты: 1. Интерпретация внешних форм речевого и неречевого поведения участника следственного действия: а) что он хотел сказать или скрыть; б) какие чувства и по поводу чего испытывал; в) что думал при этом; г) какие ставил главные и второстепенные цели; д) какие средства воздействия хочет и может использовать.

[Казаков Владимир]

2. Внутренний комментарий следователем внешней речи участника следственного действия: внутренние реплики и внутренние реакции по ходу действия. 3. Внутренний диалог с участником следственного действия (вопросы, ответы, аргументы, средства взаимодействия). 4. Результаты и процессы собственной речевой деятельности: вопросы саморегуляции, корректировки внешних и внутренних форм деятельности. Может ли следователь одновременно принимать обрабатывать столь сложные блоки внешне выраженной и скрытой информации? Хорошо подготовленный следователь может и должен принимать всю информацию. Именно в этом состоит смысл использования потенциала следственного действия. Ключи к потенциалу конкретного следственного действия лежат в способностях и теоретико–практической деятельности следователя. Общаясь с участником следственного действия следователь стремится достичь следующие системы целей: передать определенную информацию, вызывающую прогнозируемую реакцию (эта информация может иметь форму вопросов, утверждений, сообщений, предположений, реплик, она может иметь и неречевую форму); принять и расшифровать всю информацию о расследуемом событии и личности; оказать воспитательное воздействие на партнера; предотвратить собственные ошибки и типичные ошибки участника следственного действия. Последнее обязывает следователя при подготовке и проведении следственного действия выполнить серию профилактических мероприятий, предотвращающих ошибки: передача информации оформлена нечетко, двойственно, что вызывает двойственные реакции; информация чрезмерно ограничена в объеме, что вызывает у воспринимающего чувство неопределенности, тревоги, растерянности, страха; информация непонятна участнику следственного действия, перегружена специальными терминами, что вызывает неадекватные реакции человека, который начинает «метаться», искать выход из ситуации с высокой неопределенностью положения, усложняя следователю проведение текущего воздействия; информация крайне неприятна участнику следственного действия, вызывает агрессию, недоверие к следователю, прерывание психологического контакта. Ошибки следователя при приеме и расшифровке информации: информация принята и расшифрована лишь частично; информация расшифрована неверно, искажены форма и содержание; информация расшифрована без учета личности передающего и ситуации, в которой находился участник следственного действия; информация участника следственного действия не замечена следователем, оставлена без внимания (особенно это касается неречевых форм общения, когда мимика может нести больше информации, чем длинный монолог).

[Казаков Владимир]

Признаками истинности передаваемой информации является ее речевое и неречевое оформление. Предметом интерпретации могут стать следующие элементы речевой деятельности участника следственного действия: 1. Содержание речи (главная и второстепенные темы, главная идея). 2. Интонационная направленность речи (сожаление, раскаяние, пренебрежение). 3. Эмоциональная насыщенность речи, проявляемая в темпе, тембре, громкости. 4. Словесное оформление речи (лексические, грамматические, синтаксические, стилистические признаки). 5. Речемоторная характеристика, проявляющаяся в особенностях речевого дыхания, особенностях артикуляции языка и губ, особенностях влияния на звуки носа, рта и глотки. 6. Звуковой характер заполнения пауз. Кратко рассмотрим содержание названных элементов. Главная тема речи отражает круг обстоятельств, по поводу которых следователь поставил вопросы. Вместе с тем при наличии вопросов участник следственного действия сам избирает главную тему разговора, нередко переориентирует следователя на исследование иных, более важных фактов, относящихся к расследуемому преступлению. Главная идея речи выражает сущность оценки участника следственного действия относительно исследуемых обстоятельств. Демонстрация главной идеи речи служит, по мнению участника следственного действия, основанием для подведения следователя к определенным выводам, в которых он заинтересован. Расшифровка демонстрируемой и скрываемой главной идеи речи участника следственного действия определяет макро– и микротемы дальнейшего общения.

[Казаков Владимир]

Среди множества тем общения можно выделить главные и второстепенные (вариационные) темы. Главные, темы носят «стратегический» характер, они проходят через все следственные действия или большинство из них. Они связаны с ответами на традиционные вопросы: что, где, когда и т.д. Вариационные (второстепенные) темы неизбежно возникают в процессе общения, и к ним следователь также должен быть готов. Чем глубже и многостороннее следователь готовится к следственному действию по установлению обстоятельств главных тем, тем эффективнее он будет общаться по темам второстепенным. Таким образом, следователь при подготовке и выполнении следственного действия может прогнозировать тематику общения следующим образом: 1. Главные темы, обсуждение которых вызвало необходимость общения следователя и участника следственного действия. В рамках обсуждения этих тем следователь должен установить обстоятельства расследуемого преступления. 2. Второстепенные темы, связанные с главными, содержат частные, специальные, ограниченные объемы информации, но иногда именно на них строятся такие явления, как психологический контакт и тактический «выход» на главную тему. Анализ интонаций речи участника следственного действия также дает значительную информацию следователю. Интонация – это ритмико–мелодическая сторона речи, чередование повышений и понижений голоса; тон и манера произношения слов, выражающие чувство, отношение говорящего к предмету речи. Если интерпретировать интонационную направленность речи, то можно выделить три ее стороны: информационную, выразительную и волеизъявительную. Интонация может выражаться в передаваемой информации об отношении к расследуемому событию или конкретному лицу. Выразительная сторона речи передает чувства, окрашивающие состояние говорящего. Например, в речи можно обнаружить чувство стыда, раскаяния, радости, гнева, скорби и т.д. Эти чувства отражаются в интонационном рисунке речи, в выразительных паузах и акцентах, в повторах и даже неудачном построении фраз. При анализе речевых средств можно попытаться интерпретировать психическое состояние говорящего, его эмоциональное отношение к теме разговора, к собеседнику, а также к средствам контроля, который он должен выполнять по отношению к себе. Вместе с тем не лишним был бы анализ того, какими средствами участник следственного действия пытается оказать воздействие на другого в целях изменения его позиции. Поэтому можно подвергнуть анализу и эффект воздействия одного человека на другого. Он может «измеряться» изменением позиции личных целей, установок, системы отношений, внешних форм деятельности и т.д., которые произошли после речевых и неречевых воздействий одного участника следственного действия на другого. По волеизъявительной стороне речи можно определить, насколько выражена воля говорящего, или же ему навязана чья–то воля. Волеизъявительной стороне речи (например, обвиняемого) должен соответствовать мотив его речевой деятельности во время допроса. Следует очень осторожно подходить к анализу волеизъявительной стороны речи (например, тихая, местами невнятная речь свидетельствует не о давлении со стороны допрашивающего, а об экстремальности ситуации для обвиняемого, а также о чувстве стыда, раскаяния, горечи, сожаления о содеянном, тревоги за себя, что, несомненно, осложняет процесс речевой деятельности).

[Казаков Владимир]

Каждый следователь в процессе профессиональной или бытовой деятельности вырабатывает для себя определенные стереотипы восприятия эмоций по речи, лицам, позам, жестам и другим проявлениям деятельности человека. Причем эти оценки носят субъективный характер и зависят от возраста следователя, от местных критериев культуры, национальных особенностей и других факторов. Но все–таки стабильные стереотипы эмоциональных состояний человека существуют, и по ним можно определять эмоции партнера. По речи, выражению лица, позе, жестам могут определяться отрицательные эмоциональные состояния: неудовольствие, горе, отчаяние, тоска, печаль, скука, огорчение, разочарование, тревога, боязнь, испуг, страх, ужас, жалость, сострадание, сожаление, досада, обида, чувство оскорбления, ярость, гнев, презрение, возмущение, неприязнь, злоба, ненависть, неуверенность, растерянность, недоверие, смущение, стыд, раскаяние, угрызение совести, горечь, отвращение, омерзение. Перечень отрицательных чувств приводится для того, чтобы показать, насколько разнообразными могут быть реакции участника следственного действия на процессы общения со следователем. К сожалению, именно отрицательные чувства наиболее часто сопровождают общение следователя с участниками следственных действий. Это обязывает на каждое проявление названных чувств выразить ответную реакцию, именно ту, которая будет способствовать развитию и углублению отношений, а не их свертыванию и замораживанию. Можно надеяться, что тактическая деятельность следователя вызовет у участника следственного действия и положительные чувства, например: удовольствие, восхищение, симпатию, благодарность, уверенность, доверие, уважение, облегчение. Специалисты выделяют и чувственно–нейтральные состояния, проявление которых участниками следственного действия также должно вызывать адекватные формы реагирования следователя. К ним относятся: любопытство, состояние спокойного созерцания, безразличие1. Эмоциональная насыщенность речи проявляется в темпе, тембре и громкости речи. Темп речи – это скорость устной речи в единицу времени. Как правило, мерилом темпа является число произносимых слогов в минуту. Темп речи характеризуется изменчивостью и является показателем эмоционального состояния говорящего. Вялая, неэмоциональная речь участника следственного действия свидетельствует о его безразличии к излагаемой информации. Это более характерно для незаинтересованных свидетелей, которых событие преступления не взволновало. Довольно часто именно эти свидетели дают полную и исчерпывающую информацию о расследуемом событии. Если темп речи следователя неэмоционален, то участник почти неизбежно теряет к нему интерес и уважение, перестает давать полную информацию, наблюдая незаинтересованность следователя к ее приему. Если темп речи высокий, то можно предположить, что участник следственного действия взволнован, тема разговора, безотносительно к следственному действию, его глубоко волнует, и свои переживания он демонстрирует высоким темпом речи, хочет сказать как можно больше, чтобы убедить следователя в правильности занимаемой им позиции. Принимая информацию с высоким темпом речи участника следственного действия, уместно попытаться замедлить темп речи партнера вопросом, заданным тихим голосом и акцентирующим внимание на особо важных деталях. Негромкий, проникновенный голос следователя символизирует понимание состояния собеседника, готовность к принятию информации и, в то же время, уважительное, бережное отношение к человеку. Если следователь принимает навязываемый ему высокий темп речевого общения и сам начинает говорить быстро и громко, то это приобретает вид неуправляемого общения с элементами конфликта, нарушающего психологический контакт. Для полного и глубокого общения наиболее пригоден тихий, доверительный голос, с невысоким темпом речи. В этом случае участник следственного действия сможет следить за речью следователя, достаточно обдумывать свои ответы. Это снижает уровень неопределенности, вызывает чувство доверия к следователю, который не пытается жонглировать темпом речи, а гуманно предоставляет возможность взвесить каждое слово и выражение. Тембр голоса – это окраска, характер звука голоса, в котором говорящий также выражает свое отношение к теме разговора и излагаемой информации. Словесное оформление речи характеризуется лексическими, грамматическими, синтаксическими и стилистическими признаками. Лексические признаки свидетельствуют об образовании, навыках речевой деятельности, профессии, принадлежности к определенной социальной группе. Данная группа признаков характеризуется словарным запасом, который может быть бедным и богатым, насыщенным профессиональными терминами, жаргонизмами, специфическими выражениями, отражающими социальную принадлежность и возрастные особенности. Представляется, что для более глубокого изучения участника следственного действия целесообразно дать ему выговориться, заняв позицию активного и благодарного слушателя. Это уместно хотя бы для того, чтобы исключить речевые эксцессы данного человека в суде, т.е. следует сделать все, чтобы данный участник следственного действия исчерпал полностью все свои речевые (тактические) возможности в стадии предварительного следствия. Такой подход позволяет надеяться, что в суде он не даст неожиданных для следователя показаний. Грамматические признаки речи свидетельствуют об уровне грамотности говорящего. Это проявляется в наличии или отсутствии ошибок в произношении слов и словосочетаний (например, характерные для определенной местности пропуски букв в словах, искажение отдельных слов, перестановка букв в словах). Синтаксические признаки выражаются в соблюдении или нарушении правил синтаксиса, в правильном сочетании слов в предложении. Нарушение правил синтаксиса влечет за собой неверное построение фразы. С одной стороны, это свидетельствует о недостаточно устойчивых навыках построения фраз, а с другой – о чрезмерном возбуждении, об экстремальности ситуации для говорящего. Стилистические признаки выражаются в совокупности языковых средств, отражающих навыки использования речи в процессах общения. В стиле отражается выразительность речи, уровень речевой культуры, привычная сфера применения речевых оборотов (канцелярский, деловой, бытовой, профессиональный и т.д.). Речемоторная характеристика речи проявляется: в артикуляционных навыках произношения слов и предложений; в особенностях речевого дыхания, например, речь с присвистом, что часто свидетельствует о наличии заболеваний (бронхита, астмы и т.д.); в наличии неязыковых звуков, сопровождающих речь (причмокиваниях, покашливаниях и т.п.). Личность говорящего характеризуется и особенностями заполнения пауз: э–э... ну, так сказать, короче, однако, это... самое» и т.д. Это обусловлено, с одной стороны, бедностью речи, отсутствием должного словарного запаса, а с другой – стойкими привычками, характеризующими говорящего, что особенно ценно при опознании по речи.

[Казаков Владимир]

Особо следует выделить привычные, стереотипные выражения, характерные для конкретного лица. В этих выражениях может отражаться принадлежность к местности, к профессии, к определенной социальной, возрастной или преступной группе. Применительно к следственной деятельности особый интерес приобретает знание и интерпретация преступного жаргона. Для отдельных регионов страны свойственно двуязычие. Это характерно для Беларуси, Украины, Прибалтики. Двуязычие представляет собой наслоение одного языка на другой. Сознание человека на многие годы сохраняет языковые особенности среды, в которой воспитывался человек в раннем детстве. Меняя языковую среду, человек сохраняет старые языковые стереотипы и приобретает новые. Двуязычие (и многоязычие) проявляется в системе ошибок устной и письменной речи. Обнаружение этих ошибок в речи партнера может свидетельствовать о месте формирования речевых навыков и отдельных речевых стереотипах. Интерпретации подвергаются неречевые средства общения: 1. Мимика (особенности эмоциональных состояний, проявляющихся в деятельности мышц лица). 2. Пантомимика (жесты в сочетании с мимикой, особенности походки и осанки при речевой деятельности). Жесты могут дополнять и иллюстрировать речевые сообщения, а также играть самостоятельную роль, отражая эмоциональные, волевые состояния человека в периоды, когда человек не говорит. 3. Тактильные действия, сопровождающие речевую деятельность (прикосновения, движения рук и ног, манипуляция предметом и т.д.) и свидетельствующие об эмоциональном состоянии. 4. Вегетативные проявления, сопровождающие речевую деятельность человека, свидетельствующие об эмоциональном состоянии говорящего (покраснение, побледнение, пот на лице и т.д.). 5. Аранжировка окружающего пространства (выделение говорящим сюжетного центра в окружающем пространстве, привлечение внимания к каким–то предметным комплексам). 6. Одежда и обувь участника речевой коммуникации, личные вещи. По одежде можно судить о наличии или отсутствии у человека определенного вкуса, об уровне эстетической культуры и т.д. 7. Прическа и головной убор. 8. Татуировки, шрамы, а также иные источники информации о человеке. Расшифровка неречевых средств общения имеет большое значение для определения направлений по совершенствованию тактических приемов, оптимизирующих процесс общения с участниками следственного действия. В каждом из названных средств общения в той или иной степени отражается психологический портрет человека. Подвергая анализу используемые человеком средства общения, можно сделать профессионально значимые выводы о направленности партнера по общению, о его волевых качествах. Известно, что человек реагирует не столько на реальную ситуацию, сколько на свою субъективную оценку этой ситуации. Поэтому следователь должен быстро и правильно сделать интерпретацию оценки ситуации своим партнером по следственному действию. Каждый акт интерпретации становится новым шагом к следующему тактическому приему. Причем приемы отличаются вариантностью, т.е. могут быть диаметрально противоположными в зависимости от реакции партнера. Этим и характеризуется многовариантное программирование следственного действия, когда следователь прогнозирует реакции участника в широком диапазоне, от самых положительных до самых отрицательных, и в соответствии с ними строит свое поведение. Каждый жест следователя, каждое слово и форма молчания прочно ложатся в тактику отношений с конкретным человеком. Молчание слушающего партнера проявляется в его реакциях, жестах, которые являются индивидуальной частью действий по восприятию говорящего. Жесты слушающего приобретают характер коммуникативной функции. Он «говорит» жестом, демонстрирует им свое отношение к тексту и своему партнеру. Ни одна деталь не должна остаться без внимания.

[Казаков Владимир]

Следственной практике известны случаи, когда незначительные, внешне почти незаметные реакции собеседника (допрашиваемого) являлись ключом к раскрытию преступлений. С помощью мимики и жестов следователь может применять тактические приемы, направленные на развитие диалога с участником следственного действия. Естественные реакции следователя (взгляды, интонация, жесты, мимика, выражающая самые различные чувства) демонстрируют то, что следователь воспринимает информацию именно так, как этого хочет участник следственного действия. Здесь мы видим тактический прием «допущение легенды», но в то же время достигается общность понимания анализируемой проблемы. Следователь как бы встает на позицию партнера по общению, который оценивает слушающего следователя по своим субъективным каналам обратной связи. В описываемых реакциях следователя есть и элемент психотерапии, данная форма не травмирует участника следственного действия, убеждает его в том, что следователь относится к нему бережно, уважает его как участника диалога. Неречевые реакции следователя являются и формой тактической разведки, предоставляющей возможность рассмотреть партнера по диалогу, расслышать весь его языковой репертуар, проникнуть в его эмоциональную сферу, «заглянуть в душу». Эмоциональные состояния человека можно определять по таблице экспертной оценки эмоциональных проявлений. Уместно заметить, что участники следственного действия, как правило, стараются скрывать свои эмоциональные проявления. Кроме вышеизложенного, на форму и содержание речевого поведения влияет сложный комплекс факторов объективного характера, который необходимо учитывать и подвергать глубокой интерпретации. Несомненно влияет обстановка помещения или местности, где происходят процессы речевого обмена (квартира участника следственного действия, место происшествия в лесу, кабинет следственного изолятора). Каждое место проведения следственного действия вызывает множество, на первый взгляд, невидимых, ассоциативных связей, которые меняют настроение человека, его физическое состояние и т.д. Поэтому обстановка следственного действия крайне важна в плане исследования ее влияния на поведение участников этого действия. Также влияют условия среды, в которых выполняется следственное действие: освещение, запахи, температура окружающей среды, наличие или отсутствие атмосферных осадков, посторонних шумов и т.д. Каждое из названных условий заслуживает глубокого анализа. Рассмотрим лишь влияние отдельных факторов. Например, плохое освещение или темнота не только не способствуют общению, но почти полностью разрушают процесс общения. Если гаснет свет и участники следственного действия остаются в темноте, беседа, как правило, прекращается или приобретает натянутый характер. Это вызвано тем, что участники не видят друг друга, поэтому у каждого создается впечатление, что он говорит в пустоту, без обратной связи. Пребывание в помещении или на местности с неприятным запахом рассматривается людьми как необходимое и временное явление, поэтому в таких условиях исключается длительное общение. Участник следственного действия постоянно думает о необходимости ухода с такого места, по отношению к следователю у него возникают крайне негативные чувства.

[Казаков Владимир]

Отрицательно влияют на форму речи низкие температуры. Замерзший человек резко меняет речевые стереотипы, которые крайне трудно расшифровать, имеется в виду скрываемый материал. В практике предварительного следствия имели место случаи, когда человек сознательно прекращал дачу показаний (при проверке) только потому, что следователь не обеспечил перерыва для согревания, не создал благоприятные условия. Посторонние шумы очень отвлекают участников следственного действия, вызывают раздражение следователя за неудачно выбранное место и время, что, естественно, мешает получению полной и достоверной информации. Оптимальным является создание тишины в условиях звукоизолированного помещения или введение специально запланированных звуковых факторов, вызывающих прогнозируемые реакции участника следственного действия. Эти прогнозируемые, подготовленные следователем звуки могут стать основой для формирования психологического контакта, зачином для «тактической вариации», с которой можно отойти от исследуемых событий, но и при необходимости вернуться к главной теме. Прогнозируемыми звуковыми раздражителями могут стать фрагменты музыкальных произведений, звук которых исходит из соседней комнаты, радиодинамика, фрагменты проблемных передач или фильмов, детские разговоры, звуки естественной среды и т.д. Главное, чтобы вводимые в контекст следственного действия звуки имели позитивное воздействие на участника, могли вызывать положительные ассоциации по смежности и сходству или даже по контрасту. Таким образом, сложный комплекс характеристик речевого поведения участника следственного действия может и должен возбудить в следователе разнообразные мыслительные процессы, касающиеся расшифровки информации, передаваемой или скрываемой «исполнителем». Интерпретируя речевую деятельность, следователь имеет возможность более точно улавливать нюансы эмоциональных состояний, глубже и– полнее понимать явный и скрытый смысл слов и молчания. Чем длиннее монолог участника следственного действия, тем больше следователь получает информации об анализируемой ситуации и личности собеседника. Реакции следователя при активном слушании должны поддерживать живую и естественную монологическую речь партнера. Поддерживающие реакции следователя могут быть речевыми и неречевыми. К речевым следует отнести: контактоформирующие реплики: «полностью согласен с вами, разделяю ваше негодование..., могу представить ваше состояние (поставить себя на ваше место...)»; адресации к памяти: «вы, конечно, помните (знаете)...»; адресации к способностям: «при ваших прекрасных способностях к изложению для вас не составит труда...»; оценочные реплики: «это вызывает самые отрицательные (положительные) чувства». К неречевым реакциям относятся: взгляд следователя (прямой, доброжелательный, но твердый); поза (раскрепощенная, но сдержанная), свидетельствующая о готовности следователя выслушать длинный и важный рассказ участника следственного действия; мимика, свидетельствующая о вере следователя в достоверность передаваемой информации; представляется, что мимика следователя должна симметрично отражать чувства, испытываемые рассказчиком, т.е. если человек негодует по поводу действий преступника, то и на лице следователя должны отразиться аналогичные чувства. Иначе участник следственного действия может изменить эмоциональную окраску своего рассказа и корректировать его по мимике следователя, что, естественно, исказит чистоту и истинность воспринимаемого и излагаемого материала. Выявлено, что мимика и реплики следователя достаточно сильно влияют на эмоциональную окраску и содержание показаний допрашиваемого. Определенную роль играют и жесты, некоторые передвижения следователя, изменение расстояния до участника следственного действия. Следователь может в процессе слушания в знак согласия покачивать головой, пересаживаться ближе к участнику следственного действия, или, напротив, увеличивать расстояние до говорящего, подчеркивая свое несогласие с его точкой зрения или демонстрируя свое недоверие к определенной информации.

[Казаков Владимир]

Интерпретировать содержание диалога с участником следственного действия значит: определить главный смысл всего речевого поведения партнера, т.е. того, что он хотел достичь, общаясь со следователем; расчленить главную цель его деятельности на древообразную систему целей; обнаружить в речевых и неречевых формах поведения участника следственного действия доказательства подтверждения версий относительно системы целей; сопоставить предпосылки (исходные данные) анализируемой ситуации и результаты, достигнутые (недостигнутые) участником следственного действия; сформулировать обобщения и оценки, дедуктивно не вытекающие из анализируемой деятельности, но следующие из косвенных доказательств поведения партнера, свидетельствующих о сокрытии информации; истолковать скрытый материал путем анализа, с одной стороны, связей исходной следственной ситуации и результатов деятельности анализируемого лица, с другой – связей известных, установленных фактов с фактами, скрываемыми участником следственного действия.

[Казаков Владимир]

§3. Правовые основания противодействия лжи Правовая модель технологии (механизма) проверки достоверности до*казательств, предусмотренная статьей 87 УПК России, предполагает осуще*ствление этой деятельности путем: 1) сопоставления их с другими доказа*тельствами, имеющимися в уголовном деле; 2) установления источников до*казательств; 3) получения иных доказательств, подтверждающих или опро*вергающих проверяемое доказательство. Данная модель выступает в качестве ориентира и для проверки досто*верности иных видов уголовно–релевантной информации, как в режиме про*цессуального доказывания, так и за его пределами, в частности, на пути от повода к основанию возбуждения уголовного дела. С учетом этого проверку достоверности иной значимой для уголовного производства информации следует рассматривать и как процесс обеспечения сравнительного анализа, установления источников проверяемой информа*ции, и как процесс собирания новой информации. Существуют и ведомственные нормативные акты, регулирующие деятельность по применению инструментальных средств установления лжи – например – Приказ МВД России от 27.12.1994 г. № 437 Инструкция «О порядке использования полиграфа при опросе граждан». Однако, данные методы стали применяться первоначально не в системе МВД, а в органах разведки и контрразведки. Интересен, поэтому, генезис правовой базы психофизиологического метода «детекции лжи», использовавшегося органами КГБ и ГРУ ГШ ВС СССР на протяжении достаточно длительного времени. Однако, в связи со спецификой деятельности этих ведомств, нормативная база применения (как и само применение) опросов с использованием полиграфа определялась «закрытыми» ведомственными актами. Ситуация в области правового регулирования применения опросов с использованием полиграфа существенным образом меняется в 1992 году в связи со вступлением в силу Закона «Об оперативно–розыскной деятельности в Российской Федерации» (далее – Закон об ОРД). Генеральная прокуратура и министерство юстиции России согласились в 1993 году с использованием такого понятия: «специальное психофизиологическое исследование (СПФИ) с применением полиграфа является одним из видов опроса с использованием технических средств, не причиняющих вреда жизни и здоровью личности и проводится органом (далее – инициатором)», осуществляющим ОРД (Инструкция МБ по СПФИ «специальное психофизиологическое исследование»п.1)

[Казаков Владимир]

Нормы применения детектора лжи. В соответствии со сложившейся в мировой практике к началу 90–х годов «технологией» использования психофизиологического метода «детекции лжи» с помощью полиграфа, Инструкция МБ по СПФИ ввела в действие основные гуманистические и методические нормы. Она, в частности, установила, что: - «информация, получаемая от опрашиваемого лица в результате СПФИ, носит вероятностный характер и имеет только ориентирующее значение» для проводимой органом ОРД работы, а сами результаты СПФИ «не являются доказательствами»; - «СПФИ осуществляются только на основе заявления о добровольном согласии на такие исследования» и «подтверждаются опрашиваемым лицом в письменной форме»; - «в ходе СПФИ никакие вопросы не могут быть заданы без их предварительного обсуждения с опрашиваемым лицом», а «необходимые по методике СПФИ вопросы должны быть построены таким образом, чтобы исключить появление чувства униженности или оскорбленности у опрашиваемого лица»; - «категорически запрещается применение к опрашиваемому лицу угроз, насилия или иных незаконных мер воздействия с целью принуждения к проведению СПФИ», а «отказ от СПФИ не должен рассматриваться в качестве подтверждения причастности опрашиваемого лица к совершению преступления, не может свидетельствовать о сокрытии известных ему сведений» или «влечь за собой ущемление его законных прав и интересов»; а также указала перечень случаев, когда СПФИ запрещается проводить. Инструкция МБ по СПФИ в полной мере воспользовалась предоставленными законодателем правами. Определив, что «СПФИ проводится при наличии оснований и при соблюдении условий, предусмотренных статьями 7 и 8» Закона об ОРД, инструкция дала разрешение федеральным органам государственной безопасности на применение СПФИ «в условиях оперативно–розыскной деятельности» (п. 3.2), «в условиях оперативной работы» (п. 3.3) и «в интересах кадровой работы ... (в соответствии с ля. 1 и 2 части 2 статьи 7» Закона об ОРД (п. 3.4). Помимо изложенного, Инструкция МБ зафиксировала организационные нормы выполнения СПФИ, согласно которым: - «СПФИ в интересах федеральных органов государственной безопасности проводит должностное лицо, осуществляющее оперативно–розыскную деятельность (оперативный работник) с использованием помощи специалиста (имеющего свидетельство о соответствующей квалификации» (п. 1.5); - «в целях исключения взаимных претензий опрашиваемого и специалиста к процедуре исследования, при выполнении СПФИ может проводиться в установленном порядке по настоянию» оперативного работника «или опрашиваемого лица и при письменном согласии последнего видео– и звукозапись» (п. 3.11); - «при проведении СПФИ в помещении присутствуют оперативный работник, специалист, опрашиваемый и, если необходимо, ассистент специалиста и (или) переводчик». При этом «присутствие иных лиц в ходе СПФИ допускается только по усмотрению и с совместного разрешения оперативного работника и специалиста» (п. 3.13).

[Казаков Владимир]

На двух нормах организационного характера, закрепленных Инструкцией МБ по СПФИ, следует остановиться особо. Во–первых устанавливалось, что «инициатор, выразивший желание применить в отношении опрашиваемого лица (группы лиц) СПФИ, обращается в рабочем порядке» (п. 4.1) к полиграфологу с просьбой оценить перспективу применения детектора лжи для решения той или иной задачи, и специалист (на основе ознакомления с поставленной задачей) «делает заключение о возможности и целесообразности проведения СПФИ и указывает условия, необходимые для качественного его выполнения» (п. 4.2.). Во–вторых, и это особенно важно, «если разрешение (в те годы право разрешения на проведение СПФИ было предоставлено только высшему руководству МБ РФ) на проведение СПФИ было получено без предварительной оценки специалистами возможностей для их выполнения, а потом выяснилось, что применение полиграфа невозможно по методологическим или организационным требованиям к проведению таких исследований (пп. 3.6, 3.7 и 3.9 Инструкции)», специалистам предоставлялось право «отказаться от участия в их проведении» (п. 4.6). Прикладные возможности проверок на детекторе лжи, к сожалению, еще недостаточно известны их реальным и потенциальным пользователям (оперативным работникам, следователям, сотрудникам кадровых подразделений), вследствие чего постоянно отмечались и отмечаются попытки воспользоваться полиграфом в ситуациях, когда его применение при раскрытии и расследовании преступлений может оказаться бесполезным и даже вредным. Поэтому установление первой из норм было нацелено на то, чтобы затруднить появление разрешений на СПФИ, проведение которых по каким–либо причинам могло быть невозможно, нецелесообразно или вредно. Если же потенциальный потребитель, минуя консультации со специалистами, добивался такого разрешения, вторая из норм давала право полиграфологу руководствоваться в своей работе исключительно профессиональными знаниями и опытом, возлагая на него тем самым ответственность за проведение СПФИ в методически некорректных условиях либо с заведомо бесполезным (или вредным) исходом.

[Казаков Владимир]

Инструкция МБ по СПФИ, бесспорно, сыграла важную роль в становлении и развитии психофизиологического метода «детекции лжи» в стране. В течение четырех лет она являлась надежным гарантом легитимного применения полиграфа органами МБ–ФСК–ФСБ и оказала заметное влияние на внедрение ОИП в деятельность других федеральных ведомств России. Вместе с тем вступление в силу Конституции Российской Федерации, Федеральных законов «Об органах федеральной службы безопасности в Российской Федерации» и «Об оперативно–розыскной деятельности», Закона Российской Федерации «О государственной тайне» (далее – Закон о ГТ), а также накопленный за истекшие годы опыт прикладного применения положений Инструкции МБ по СПФИ привели к необходимости разработки новой инструкции по применению метода ОИП. В мае 1997 года в ФСБ была введена в действие «Инструкция о порядке применения органами федеральной службы безопасности опроса с использованием полиграфа» (далее – Инструкция ФСБ по ОИП), предварительно согласованная с министерствами юстиции (следует отметить, что «по заключению Министерства юстиции Российской Федерации от 19 06.97 N 07–02 882 97 Инструкция государственной регистрации не подлежит» в связи с тем, что осуществление ОИП происходит исключительно при добровольном согласии опрашиваемого лица и не требует регламентирования правоотношений проверяемого и органов ФСБ.), здравоохранения и Генеральной прокуратурой России. В 1999 году эта Инструкция с незначительными сокращениями была опубликована в открытой печати. Сохранив важные положения Инструкции МБ по СПФИ, изложенные выше, новая инструкция устранила терминологическую некорректность, заменив понятие «специальное психофизиологическое исследование» на понятие: «опрос с использованием полиграфа». Среди новшеств по опросу с использованием детектора лжи (далее – ОИП) следует отметить: - расширение правовой основы прикладного применения метода ОИП. Применение детектора лжи было разрешено при наличии оснований и соблюдении условий, предусмотренных статьями 7 и 8 Федерального закона «Об оперативно–розыскной деятельности», статьями 21 и 22 Закона Российской Федерации «О государственной тайне»; - конкретизацию организационных норм и квалификационных требований к полиграфологам, которым вменялось в обязанность иметь специальную подготовку и свидетельство, выданное квалификационной комиссией; - расширение перечня ситуаций, исключающих возможность проведения ОИП; - расширение прав опрашиваемого (в частности, возможность присутствия третьих лиц в ходе ОИП стало допускаться) только по усмотрению и с совместного разрешения специалиста по ОИП и сотрудника–инициатора, а также с согласия опрашиваемого лица, и прочее.

[Казаков Владимир]

Принципиально новым положением является право общества требовать от определенной категории лиц подтверждения с помощью полиграфа их лояльности. Разрешено применение ОИП в ходе проверочных мероприятий, связанных с допуском к государственной тайне, которое «способствует выявлению у опрашиваемого лица возможных оснований для отказа в таком допуске (часть 1 статьи 22 Закона Российской Федерации «О государственной тайне»)». Введение этого положения привело к появлению трёх новых норм. 1. «Отказ от проведения ОИП... не может... повлечь за собой ущемления законных интересов и прав, за исключением отказа от проведения ОИП в ходе проверочных мероприятий, связанных с допуском к государственной тайне». 2.«На основании результатов ОИП в отношении опрашиваемого лица не может быть принято никаких мер, ущемляющих его законные интересы «права, за исключением случаев проведения ОИП в ходе проверочных мероприятий, связанных с допуском к государственной тайне». Таким образом, появление указанных выше норм открыло новые возможности в профилактике и предупреждении правонарушений и преступлений. Вместе с тем, нельзя не отметить, что имеются и некоторые упущения, которые усложняют применение детектора лжи в оперативных и оперативно–розыскных условиях. Одним из таких упущений, как показал опыт 1997–1999 гг., является излишне высокий уровень принятия решения о проведении ОИП, который приводит во многих случаях к необоснованному затягиванию проведения ОИП. Таким образом, в России разработаны и прошли испытание на практике правовые акты, регулирующие применение ОИП в сфере оперативно–розыскной деятельности в целях профилактики, раскрытия и расследования преступлений. Заложены первые правовые основы применения полиграфа в целях профилактики и раскрытия преступлений, совершаемых в сфере частного предпринимательства. Получили правовое закрепление подготовка и аттестация полиграфологов. Можно констатировать, что к началу 2000 года в стране были созданы минимальные правовые основы использования детектора лжи в целях профилактики правонарушений, раскрытия и расследования преступлений. Вместе с тем существующая в настоящее время правовая база применения полиграфа недостаточна для дальнейшего расширения использования этого метода в правоохранительной сфере. Ярким примером тому служит Федеральная целевая программа по усилению борьбы с преступностью. С одной стороны, решение Правительства РФ об оснащении полиграфами органов прокуратуры, а с другой – отсутствие у данного ведомства должной правовой основы для выполнения этого решения. Главной задачей на современном этапе развития «проблемы полиграфа» в России, является научно–обоснованное, а не формальное включение опросов с использованием полиграфа в систему методов и средств отечественной криминалистики. По данному вопросу и в зарубежной и отечественной науке имеется масса литературных источников, где выражены зачастую полярные мнения – от абсолютного принятия до категорического отрицания полиграфа. Так, например, Я.В.Комиссарова и В.В.Семенов считают, что полиграф должен применяться не только при проведении оперативно–розыскных мероприятий, но и в процессе предварительного расследования, при производстве судебно–психологической экспертизы, а также при работе с кадрами организаций[5] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn5). Более того, авторами высказывается мнение, что заключение специалиста–полиграфолог� � может рассматриваться как доказательство по уголовному делу[6] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn6). В то–же время, известный специалист – профессор факультета психологии University of Portsmouth (UK) Олдерт Фрай высказывает мнение, что «Учитывая количество ошибок, сделанных полиграфическими тестами … результаты полиграфа не должны рассматриваться … в качестве надежных доказательств»[7] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn7). Однако проф. О.Фрай считает, что тесты на полиграфе могут использоваться в качестве дополнительной информации или как инструмент полицейского расследования для выявления лжи[8] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn8). Не вдаваясь в дискуссии по данному вопросу отметим общие моменты, к которым приходят специалисты: 1. С помощью полиграфа возможно определить психофоизиологические реакции, сопутствующие лжи; 2. При тестировании на полиграфе фиксируется определенный процент ошибок; 3. Полиграф возможно использовать в оперативно–розыскной деятельности («полицейском расследовании»); 4. Полиграф возможно использовать в работе с кадрами.

[Казаков Владимир]

Исходя из сказанного, мы считаем, что: А) применение полиграфа в процессуальной деятельности при современном состоянии технических, методологических и правовых вопросов – проблематично; Б) использование полиграфа при производстве судебно–психологической экспертизы возможно лишь как одно из средств, применяемых для повышения достоверности иных методов; В) помимо сугубо оперативно–розыскного применения полиграфа, следует более широко использовать данный метод в кадровой работе государственных органов, например, не только при периодически проводимом тестировании государственных служащих, имеющих допуск к важным источникам информации и принятию ключевых решений, но и, в том числе, при проверке кандидатов в депутаты (депутатов) разных уровней – конечно–же, при соблюдении определенных разумных ограничений. В данном случае важно, чтобы был общественный (в том числе – международный) контроль за ходом и результатами таких испытаний. Решение этой задачи будет иметь принципиальное значение для широкого внедрения метода ОИП в дело борьбы с преступностью, а также для дальнейшего совершенствования правовых основ применения детектора лжи.

[Казаков Владимир]

ГЛАВА 2. КРИМИНАЛИСТИЧЕСКИЕ ВОЗМОЖНОСТИ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ЛЖИ



§1. Ложь как элемент противодействия расследованию Проблема противодействия лжи генетически связана и является составной частью достаточно давно разрабатываемой в криминалистике проблеме противодействия расследованию. Последняя ранее лишь отчасти привле*кала внимание криминалистов и специалистов в области оперативно–розыскной деятельности, и имеет особенную актуальность и остроту, что во многом с связано сознательной дезинформацией следственных органов преступниками. Если раньше под противодействием расследованию понимали преимущественно различные формы и способы сокрытия преступлений, то теперь это понятие наполнилось более широким содержанием и может быть определено как умышленная деятельность с целью воспрепятствовать расследованию и, в конечном счете, установлению истины по уголовному делу.

[Казаков Владимир]

Недостаточно эффективное преодоление противодействия рассле*дованию – одна из причин качественного и количественного ухудшения показателей деятельности правоохранительных органов. Этим же мож*но объяснить и высокий уровень латентной (скрытой) преступности в стране. Ряд правоведов России уделили немало своего внимания данной тематике и изучению ее проблем. Следует отметить таких авторов как Р.С.Белкин, Е.О.Москвин, И.А.Якубович, А.Ю.Федоренко, О.Я.Баев и многих других, которые в последние годы приступили к детальному исследованию данной проблемы. Следует назвать специально посвященные этой теме докторскую диссертацию В.Н. Карагодина[9] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn9) и его монографию «Преодоление противодействия предварительному расследованию» (Свердловск, 1992), кандидатскую диссертацию С. Ю. Журавлева (Нижний Новгород, 1992). Тем не менее, в юридической литературе представлен определенный спектр определений такого сложного правового понятия, как противодействие законным действиям субъектов правоохранительной системы. Имеются отдельные толкования как противодействия органам публичного преследования и обвинения, так и актов негативного посткриминалыюго поведения со стороны отдельных участников уголовно–следственного процесса (далее – УСП). Одно из определений рассматриваемого феномена дает А.Ю.Федоренко, который определяет противодействие как «…детерминированную объективными и субъективными факторами противоправную систему действий (бездействий), направленную на воспрепятствование раскрытию и расследованию преступлений, а в конечном итоге решению задач УСП путем воздействия на источники и носители криминалистически значимой информации». Вместе с тем, этимологически «противодействие» возможно только как действие, препятствующее другому действию, то есть когда имеется действие, в котором лицо, совершившее преступление, либо другие участники уголовного процесса, видят угрозу для себя или своих близких и предпринимают меры по его устранению. Любой вид человеческой деятельности проходит в условиях противодействия сил природы, государственного регулирования (чрезмерного, оптимального, недостаточного, слабого), то есть ограничения. Применительно к преступной и постпреступной деятельности, государство и общество целенаправленно принимают меры против развития и самого существования преступности, что в свою очередь, вынуждает преступников совершенствовать свое «ремесло» – приемы, средства, методы, организацию преступной деятельности. Считается, что изначально противодействие включалось в структуру способа совершения преступления. Несколько позже эта точка зрения была подвергнута критике и, по сути, отвергнута. Тем не менее, вплоть до настоящего времени в криминалистической литературе понятия «сокрытие преступления» и «противодействие расследованию» используются как синонимы. Не вдаваясь в полемику о том, следует ли допускать их отождествление, следует просто иметь в виду, что противодействие расследованию преступления – это выбор заинтересованными лицами соответствующей линии поведения, принятие мер, направленных на создание препятствий в собирании и использовании доказательств с целью уклонения от ответственности, которые совершаются ими после выявления преступления и начала его расследования. Противодействие есть разновидность ненормативного поведения участников уголовного процесса. Оно выражается в умышленной деятельности по воспрепятствованию деятельности органов правоохранительной системы, в чью компетенцию входит осуществление уголовного преследования, по выявлению, закреплению, проверке, оценке и использованию доказательств в целях изобличения лица в совершении преступления на всем протяжении УСП. Термин «противодействие» (анти–действие) является поведенческим актом (или их серией), направленным против действий должностных лиц, которые являются содержанием уголовно–процессуальных правоотношений. Правило (мера должного) поведения субъекта правоприменения находит отражение в диспозиции уголовно–процессуальной нормы. В ходе УСП противодействие может выражаться в несоблюдении, неисполнении и неиспользовании субъектом УСП прямых предписаний уголовно–процессуального закона. Действия участников уголовного процесса подразделяются на правомерные и неправомерные. И те и другие являются сторонами одного явления – поведения правового. Неправомерные действия (правонарушения) – это такие юридические факты, которые противоречат (не соответствуют) требованиям юридических норм. Как следует из самого закона, правонарушение есть нарушение права, акт, противный праву, его нормам, закону; совершить правонарушение значит «преступить» право. Применительно к сфере, регламентируемой уголовно–процессуальным кодексом РФ, в их числе можно выделить преступления (против правосудия), собственно правонарушения и проступки. В криминалистической литературе предпринято немало попыток сконструировать понятие противодействия расследованию. Анализ предложенных дефиниций позволяет сделать вывод об отсутствии (что вполне естественно для научной дискус*сии) единства взглядов на сущность данной категории. Приведем краткий обзор некоторых из них.

[Казаков Владимир]

По мнению В.О.Москвина[10] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn10), противодействие расследованию может выступать в качестве способа деятельности, направленной не только на воспрепятствование вовлечению следов преступления в сферу расследования, по и на создание следов ложного преступления, инсценировки преступного события. В таких случаях лицо, противодействуя расследованию, стремится «вовлечь» следы лож*ного преступления, инсценированного событии в сферу уголовного процесса и желает, чтобы они в последующем были оценены как до*казательства. Несколько иначе понимает противодействие расследованию А.М.Кустов[11] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn11). По его мнению, противодействие предварительному расследованию – это «система противоправных дейст*вий, детерминированных объективными и субъективными факторами, направленных на дезорганизации работы по раскрытию преступ*ления, воспрепятствование достижению объективной истины по уголовному делу и осуществлению правосудия различными лицами, заинтересованными в уклонении от ответственности виновного». Как представляется, это определение также является не бесспорным. Во–первых, противодействие – это не всегда противоправные действия, многие способы противодействия не наказуемы законом. Во–вторых, противодействие не всегда осуществляется только заинтересованными лицами, связанными с преступником; это могут быть и совершен*но посторонние лица, не осознающие негативных последствий своих действий. В–третьих, противодействие – это не всегда система дейст*вий, оно может проявляться и в самостоятельных поведенческих актах, не связанных общим замыслом. В–четвертых, противодействие не всегда имеет цель дезорганизовать всю работу по делу, нередко цели его более локального характера: например, вывести из дела одного из подозреваемых (обвиняемых), скрыть какие–то отдельные обстоятельства преступления и тем самым облегчить участь преступника и т.п. С точки зрения В.Н.Карагодина, которую он высказывает в своей монографии[12] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn12), противодействие предварительному расследованию – это «умышленные действия (или систе*ма действий), направленные на воспрепятствование выполнению задач предварительного расследования и установлению объективной истины по уголовному делу». Р.С.Белкин определяет противодействие расследованию как «…умышленная деятельность с целью воспрепятствования решению задач расследования и, в конечном счете, установлению истины по делу»[13] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn13). Как считает Головин А.Ю. противодействие расследованию – это умышленная деятельность преступников и связанных с ними лиц, препятст*вующая работе правоохранительных органов по раскрытию и расследованию конкретных преступлений[14] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn14).

[Казаков Владимир]

Противодействие расследованию в целом удачно определил В.В.Трухачев. Он полагает, что это «способ (форма) воспрепятствования реальному или потенциальному расследованию, заключающийся в разработке и реализации деяний, направленных на упреждение и нейтрализацию рас*следования на основе моделирования и (или) анализа действий лиц, его осуществляющих»[15] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn15). Думается, что такое понимание противодейст*вия расследованию направлено на всестороннее криминалистическое исследование данной проблемы. Приведенные определения, верные по сути, отражают лишь одну сторону такого сложного и многогранного явления, как проти*водействие расследованию, его понятия и классификации. Следует отметить при этом, что многие правоведы стремятся сузить, конкретизировать объем определения этого явления, справедливо полагая, что это необходимо при его практическом применении. Так, тот же В.П.Карагодин ранее определял противодействие расследованию как «поведение разных субъектов, препятствующее (или направлен*ное на воспрепятствование) выполнению органами следствия задач уголовною судопроизводства»[16] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn16). Однако, в своих более поздних работах он огра*ничил определение соответствующими рамками. Москвин Е.О. в указанной выше работе отмечает, что вопрос об объеме понятия «противодействие расследованию» имеет не только теоретическое, но и практическое значение, так как объем названного понятия предопределяет круг субъектов противодействия и, соответственно, применяемые ими способы. Ограничение понятия противодействия рамками только умышленной деятельности сущест*венно сужает круг всех субъектов, тогда как в действительности он гораздо шире. Сужение круга субъектов противодействия оставляет за рамками научных исследований деятельность других лиц, неумышленно препятствующих расследованию преступлений, а также применяемые ими способы и, следовательно, лишает практических работников научно обоснованных рекомендаций по преодолению такого рола противодействия. Стулин О.Л. определяет противодействие расследованию преступлений как систему «умышленных действий или бездействии виновных и содействующих им лиц, совершаемых в целях уклонения от уголовной ответствен*ности или необоснованного ее смягчения»[17] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn17). Думается, что в данном случае противодействие расследованию понимается чрезмерно узко, поскольку на практике целью противодействия может выступать не только уклонение от уголовной ответственности или ее смягче*ние, но и уклонение от наказания. Наказание же есть форма реализации уголовной ответственности. Однако ответственность и наказание – это не тождественные понятия. Можно говорить о последовательном достижении преступником при оказании про*тиводействия предварительному расследованию следующих целей: 1) уклониться от уголовной ответственности (уклонение может иметь место вплоть до истечения сроков давности привлечения к уголовной ответственности за совершенное преступление); 2) уклониться от наказания. С учетом приведенных выше доводов, наиболее полно отражать суть явления будет следующее определение: противодействие предварительно*му расследованию – это противоправные или иные по своему характеру действия (бездействие), комплекс действий или поведение лица (лиц), направленных или способствующих смягчению и (или) уклонению виновных от уголовной ответственности и наказания за совер*шенное общественно опасное деяние.

[Казаков Владимир]

Как отмечает Москвин Е.О., научную разработку преодоления противодействия расследованию в криминалистике призвана облегчить классификация[18] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn18). Криминалистическая классификация противодействия расследованию позволит глубже проникнуть в сущность данного явления, раскрыть его содержание и закономерности. В.Н. Карагодин, классифицируя формы противодействия расследованию, называет акты, препятствующие: – раскрытию преступлений; – привлечению к ответственности виновных и способствующие привлечению невиновных; – установлению характера и размера ущерба; – установлению обстоятельств, которые характеризуют личность виновного и влияют на степень и характер его ответственности; – установлению причин и условий, способствующих совершению преступления. Москвин Е.О. отмечает, что предложенная В.Н. Карагодиным классификация имеет на самом высоком уровне общности боль*шое научное и практическое значение. Однако, на его взгляд, она нуждается в дальнейшей детализации, так как в ней объединены не*сколько классификационных оснований, что вызывает определенную сложность восприятия. По мнению Москвина Е.О., противодействие расследованию можно классифицировать по следующим основаниям: 1. По субъекту противодействия расследованию: а) непосредственные участники уголовного процесса (подозреваемый, обвиняемый, свидетели, потерпевшие, понятые, адвокат, эксперт, специалист, коррумпированные сотрудники правоохранительных органов и др.); б) лица, непосредственно не связанные е расследуемым событием (работники средств массовой информации, представители ис*полнительной или законодательной власти, политики и др.); в) лица, связанные с расследуемым событием, но не являющиеся участниками уголовного процесса (знакомые, родственники). 2. По длительности оказания противодействия на ход и результаты расследования: а) временное, предполагает получение только выигрыша во времени; б) постоянное, т.е. рассчитанное на то, что преступление или отдельные его обстоятельства не будут установлены расследовани*ем на протяжении длительною времени, по истечении которого виновный в совершении преступления не может быть, согласно закону, привлечен к уголовной ответственности и наказанию;

[Казаков Владимир]

3. По форме поведения субъекта. а) осуществляемое в активной форме; б) реализуемое в пассивной форме; в) осуществляемое в опосредованной форме. 4. По количеству субъектов, выступающих исполнителями противодействия: а) противодействие, оказываемое одним лицом; б) противодействие, оказываемое группой лип. 5. По структуре: а) сложное (система взаимосвязанных действий, операций и приемов); б) простое (единичные действия, приемы). 6. По отношению к расследованию, оказываемое: а) до начала расследования, б) в период его ведения; в) после его завершения. Представляется, что приведенные классификации могут способствовать более глубокому изучению проблемы противодействия расследованию и нуждаются в дальнейшей доработке и систематизации по разным основаниям. При этом изучение мне*ния работников правоохранительных органов и суда при разработке проблем так называемых «прикладных» наук представляется необходимым[19] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn19), в полной мере данное утверждение относится и к криминалистике. Однако, к выводам, сделанным в результате изучения их мнения, следует относиться критически, это обусловлено рядом факторов, прежде всего фактора групповой, корпоративной солидарности, ведь работники указанных органов в своем большинстве стараются (чаще всего неумышленно, поскольку опросы проводятся анонимно) несколько приукрасить положение дел в деятельности того органа, в котором они работают. Противодействие расследованию предполагает ту или иную форму общения субъекта противодействия со следователем. В структуре общения различают три компонента: перцептивный, коммуникативный и интерактивный. Содержание перцептивного компонента – процессы восприятия и понимания друг друга участниками общения; коммуникативный компонент заключается в обмене информацией. Интерактивный ком*понент характеризует взаимодействие участников общения. В аспекте перцепции субъект противодействия, понимая цели и направленность работы следователя, стремится повлиять на нее в желательную для себя сторону. С коммуникативных позиций противодействие расследованию заключается, с одной стороны, в стремлении получить информацию о замыслах следователя, а с другой – в передаче следователю ложной маскирующей информации и в сокрытии истинной. Наконец, интерактивность в данном случае выражается в конфликтном взаимодействии в противоположности, несовместимости целей взаимодействующих сторон.

[Казаков Владимир]

Поскольку предварительное расследование осуществляется специально уполномоченными законом лицами – следователями и сотрудниками органов дознания, можно заключить, что противодействие выражается в создании помех реализации этими лицами своих процессуальных полномочий. Разумеется, не всегда противодействие касается конкретного следователя или дознавателя; оно может быть направлено против расследования конкретного преступного посягательства правоохранительными органами вообще. По отношению к конкретному преступлению следует различать «внутреннее» и «внешнее» противодействие. Под «внутренним» понимается противодействие, оказываемое теми или иными лицами, в любой форме причастными к расследованию: подозреваемыми и обвиняемыми свидетелями и потерпевшими, специалистами и экспертами, случайными лицами, оказавшимися на месте происшествия, и др. Для них характерно обладание какой–то информацией о событии и стремлении скрыть, изменить или уничтожить эту информацию и (или) ее носителей. «Внешнее» противодействие – это деятельность лиц, либо не связанных с данным событием и лицом, осуществляющим расследование, либо связанных со следователем (дознавателем) процессуальными, служебными или иными властными отношениями либо другими зависимостями. Особым видом противодействия выступает отказ органов представительной власти в лишении депутатского иммунитета своего коллеги, подозреваемого в совершении преступления или коррумпированных связях с преступниками. Внутреннее противодействие расследованию (в форме сокрытия преступления, его последствий или причастных к нему лиц). Под «внутренним» противодействием понимается противодействие, оказываемое лицами, в любой форме причастными к расследованию (в том числе и случайными лицами, оказавшимися на месте происшествия), которые обладают какой–то информацией о криминальном со*бытии и стремлением скрыть, изменить, уничтожить эту информацию и (или) ее носителей. Субъектами «внутреннего» противодействия могут быть подозреваемый и обвиняемый, свидетель и потерпевший, специалисты и эксперты, очевидцы. Как правило, «внутреннее» противодействие происходит в момент общения следователя или лица, производящего дознание, с противостоящим лицом. Каждый участник общения старается достичь своих целей и стремится повлиять на процесс общения в благоприятную для него сторону. В процессе обмена информацией противостоящее лицо стремится получить от следователя как можно больше нужной ему информации и, в свою очередь, выдает ложную или маскирующую информацию, пытаясь сокрыть истинные сведения. В результате подобных действий создается несовместимость целей каждого из участников УСП и, как следствие этого, возникает конфликтная ситуация.

[Казаков Владимир]

«Внутреннее» противодействие может выражаться в форме: – искажения информации. Как разновидность – подмена сведений и улик. – уничтожения информации и вещественных улик – сокрытия информации по делу – деятельность (элемент преступной деятельности), направленная на воспрепятствование расследованию путем утаивания, уничтожения, маскировки или фальсификации следов преступления, преступника и их носителей. Деятельность в данном случае охватывает не только активную форму человеческого поведения – действия, но и пассивную – бездействие. К данной форме «внутреннего» противодействия можно отнести и полный отказ подозреваемого лица от каких–либо показаний (в России – на основании ст. 51 Конституции РФ). Подозреваемый при этом не без оснований надеется, что правоохранительные органы не смогут самостоятельно собрать доказательную базу его вины в полном объеме, либо, вынужденные осуществлять очень масштабный комплекс мероприятий в сжатые сроки, допустят процессуальные промахи, что позволит в последующем при грамотной адвокатской защите «развалить» дело в суде и избежать наказания. Хочется еще отметить такой способ сокрытия информации, как уклонение от явки на допрос. Способ довольно эффективный, и все менее опасный. Несмотря на то, что вопросы вызова на допрос довольно подробно регламентированы нормами Уголовно–процессуального Кодекса РФ (статьи 188 и 111), в связи с происшедшей либерализацией российского уголовного законодательства привлечь виновных лиц к какой–либо ответственности правоохранительным органам все сложней и сложней. Субъекты «внутреннего» противодействия реализуют свои замыслы преимущественно путем сокрытия преступления. Чаще всего (если говорить о сокрытии, организованном преступником), эти действия планируются еще до совершения преступления. Как отмечают юристы, эти действия входят в структуру преступной деятельности (наряду с приготовлением и совершением преступления). По содержательной стороне способы сокрытия преступления можно разделить на следующие группы: 1) утаивание информации и (или) ее носителей; 2) уничтожение информации и (или) ее носителей; 3) маскировка информации и (или) ее носителей; 4) фальсификация информации и (или) ее носителей; 5) смешанные способы. Раскроем содержание каждой из этих групп способов. Утаивание. В буквальном смысле слова утаить – значит оставить следователя в неведении относительно тех или иных обстоятельств дела или источника информации, требуемой для установления истины ; оно может быть осуществлено как в активной, так и в пассивной формах. К числу активных относятся сокрытие предмета посягательства вещественных доказательств, денег и ценностей, нажитых преступным путем, иных объектов – источников информации; уклонение от явки в орган расследования. Пассивным утаиванием являются умолчание, недонесение, несообщение запрашиваемых сведений, невыполнение требуемых действий, отказ от дачи показаний. Уничтожение. Этот способ можно подразделить в зависимости от того, на что он направлен: уничтожение следов преступления или преступника. При этом имеется в виду как уничтожение самой доказательственной информации, так и ее носителей. Уничтожение может быть полным и частичным. Частичное уничтожение граничит с фальсификацией, иногда служит ее способом. Маскировка преследует цель изменить представление о способе совершенного преступления, личности виновного, назначении объектов – носителей информации и их круге. В качестве способов маскировки могут быть названы: - перемещение объектов (например, из того места, где они должны быть согласно существующим или предписанным правилам, в другое); - изменения внешнего вида субъекта преступления (парик, грим, маски, смена цвета волос, фальшивые коронки, искусственное создание или изменение особых примет и т. п.); – создание видимости использования не по действительному назначению; сокрытие параллельно совершаемыми действиями или происходящими процессами (например, звуков от действия орудий взлома – шумом транспорта). Маскировка совершается преступником для того, чтобы сбить следователя с истинного представления о способе совершения преступления и об других обстоятельствах, имеющих значение для дела.

[Казаков Владимир]

Фальсификация – подделка, создание ложной информации и (или) ее носителей. Способами сокрытия преступлений путем фальсификации служат: - заведомо ложное показание; - заведомо ложное сообщение, заявление, донос; - создание ложных следов и иных вещественных доказательств; - полная или частичная подделка документов; - подмена, дублирование объектов; - частичное уничтожение объекта, его переделка с целью изменить его внешний вид, фальсифицировать назначение и т. п.[20] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn20) Комбинированным способом фальсификации является ложное алиби. Следственной практике известны два способа создания ложного алиби. В первом случае виновный вступает в сговор с соучастниками или лицами, которые впоследствии будут фигурировать в качестве свидетелей алиби. Иногда для видимой достоверности все эти лица действительно проводят вместе какой–то отрезок времени до или после совершения преступления и затем в показаниях изменяют лишь дату или часы своего совместного пребывания. Другой, более сложный способ создания ложного алиби основан на обмане виновным свидетелей относительно даты или времени пребывания совместно с ними. На допросе такие свидетели также дают ложные показания, но при этом добросовестно заблуждаются. Вообще следует отметить, что при осуществлении преступником «внутреннего» противодействия расследованию очень сильна психологическая составляющая – широко используется ложь, обман, введение в заблуждение. Но нельзя считать, что ложь является только средством «внутреннего» противодействия. Не только «внутренние», но и «внешние» противодействующие субъекты могут обладать какой–то информацией о событии и стремиться скрыть, изменить или уничтожить эту информацию и (или) ее носителей. Точно также нельзя считать, что при «внутреннем» противодействии исключено и применение физического насилия либо угрозы его применения. Не только «внешние», но и «внутренние» противодействующие субъекты могут стремиться оказать влияние и давление на следователя, создать условия для совершения им незаконных действий, побуждать его к должностному проступку или преступлению (например, обвиняемый может реально угрожать следователю расправой над ним и его близкими или предлагать крупную сумму денег). Следует заметить, что в последнее время в нашей стране число таких случаев увеличивается, причем к этому способу прибегают не только и не столько рецидивисты или «воры в законе», но и обвиняемые лица других категорий. Все чаще пытаются «разобраться» со следователем представители организованных преступных группировок, в том числе сформированных и на этнической основе, а также лица, обладающие достаточными властными или финансовыми полномочиями. Смешанные способы сокрытия преступления представлены в следственной практике различными инсценировками или, по старой терминологии, различными видами симуляции обстоятельств преступления[21] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn21). Преступник изменяет материальную обстановку преступления в целях сокрытия реальных действий. Для инсценировки характерно наличие так называемых негативных обстоятельств, т.е. противоречащих представление об обычном ходе вещей в данной ситуации. Речь идет о несоответствии обстановки места происшествия представлению о событии и его механизме. Среди способов, направленных на дезориентацию в ходе расследования субъектов криминалистической дея*тельности, наиболее распространенными назывались: дача ложных показаний (98 %); выдвижение ложных версий, создание оправдатель*ных мотивировок (83 %); симуляция психического расстройства или психического заболевания (64 %); выдвижение ложного алиби (27 %); создание ложных следов (11 %); фальсификация доказательственной информации (10 %): создание инсценировок и иные виды маскиров*ки (8 %).

[Казаков Владимир]

Под «внешним» противодействием расследованию понимается деятельность с целью воспрепятствования осуществлению правосудия и производству предварительного расследования, осуществляемая лицами, либо не связанными с данным событием и лицом, осуществляющим расследование, либо связанных со следователем (дознавателем) процессуальными, служебными или иными властными отношениями либо другими зависимостями. «Внешнее» противодействие очень тесно связано с «внутренним», ведь побудительными мотивом у субъектов «внешнего» противодействия почти всегда становиться связь в той или иной форме с субъектами «внутреннего» противодействия, чаще всего с подозреваемым (обвиняемым). В самом деле, трудно предположить, чтобы кто–либо препятствовал расследованию, к которому он не имеет совсем никакого отношения. Другими словами, всегда существует веская причина (субъективная или объективная), заставляющая субъектов «внешнего» противодействия осуществлять деятельность (зачастую противоправную), направленную на противодействие расследованию. Направленность «внешнего» противодействия расследованию может быть различной. Она зависит от субъектов, их возможностей и целей противодействия. Не последнюю роль играет и мотив противодействия, информированность субъекта об обстоятельствах дела. Субъектов такого противодействия можно разделить на две группы, исходя из мотивов их действий и преследуемых целей: Первая группа – лица, преследующие личные корыстные и иные цели, сознающие противоправность своих действий; Вторая группа – лица, действующие под влиянием добросовестного заблуждения по поводу обстоятельств преступления, личности виновного, действий органа расследования и не преследующие личных целей. Осуществляемое противодействие может быть направленным на: – процесс расследования, решение его задач, условия его производства; – лицо, производящее расследование – следователя, работника органа дознания. В ряде случаев – на сотрудника милиции, имеющих прямое или косвенное отношение к расследуемому уголовному делу – оперативного уполномоченного, участкового уполномоченного; – носителей доказательственной информации – свидетелей, потерпевших, а также не связанных с ними лиц – друзей, товарищей по работе, родственников и т. п. В число носителей доказательственной информации можно включить и эксперта (сведущего лица, обладающего специальными познаниями), который привлекался к производству расследования по конкретному делу.

[Казаков Владимир]

Противодействие расследованию со стороны субъектов первой груп*пы может выражаться в следующем: 1. Сокрытие события преступления, совершенного в их организа*ции, предприятии, с целью сохранить престиж. Это же относится и к сокрытию обстоятельств, способствовавших совершению преступления. 2. Сокрытие события преступления по корыстным мотивам, напри*мер, в целях дальнейшего сокрытия доходов от налогообложения, полу*чения контрабандных товаров и т. п., а также по иным мотивам: допу*щенного попустительства преступнику, получения различных выгод и т. п. 3. Сокрытие преступления из ложного понимания профессиональ*ных интересов, например, в целях создать видимость высокой раскры*ваемости или отказ в тех же целях в возбуждении уголовного дела, а также из–за возникновения угрозы, продвижению по службе и т. д. 4. Сокрытие преступления или противодействие расследованию кор*румпированных субъектов по корыстным мотивам, в силу причастности к деятельности организованных преступных сообществ и т.п. 5. Сокрытие преступлений по личным мотивам: по просьбе заинте*ресованных в этом родственников, знакомых, деловых партнеров, при репутации, положению в обществе, деловым связям и т. д. Материалы практики свидетельствуют, что подозреваемые и обвиняемые использовали разнообразные способы ПР: дача частично ложных показаний (33,5% изученных уголовных дел); отказ от дачи показаний (32,2%); дача полностью ложных показаний (26,7%); отказ от участия в отдельном следственном действии, от подписания протокола (14,5%); необоснованное обжалование действий следователя (14,2%); затягивание сроков ознакомления с материалами дела (14,1%); уклонение от следствия (в основном путем неявки по вызову следователя, выезда в другой населенный пункт в нарушение подписки о невыезде) – 11,7%; заявление необоснованных ходатайств о производстве дополнительных следственных действий (9,7%); угроза свидетелю и потерпевшему убийством, причинением телесных повреждений, уничтожением или повреждением имущества или их причинение в целях склонения к даче ложных показаний, к отказу от дачи показаний (9,2%); симуляция душевной или иной болезни (9,2%); организация ложного алиби (9,2%); подкуп свидетеля, потерпевшего (8,8%); необоснованные заявления о получении следователем взятки, применении физического и психического насилия, фальсификации доказательств (7,2%); установление психологического контакта с жертвой в целях ее примирения с обвиняемым и воспрепятствования подачи заявления о совершении преступления (3,8%); представление следователю фальсифицированных документов и предметов (3,8%); попытка дать взятку следователю (3,1%); уничтожение оригинала документа во время допроса, сопряженного с предъявлением доказательств (1,1%); угрозы следователю, его близким родственникам (1,1%); запугивание соучастника преступления (например, с целью склонения его к самооговору) – 0,4%; членовредительство (0,2%); голодовка (0,2%); склонение свидетеля путем убеждения (уговора) к даче ложных показаний (0,2%); использование обвиняемым связей для отстранения следователя от расследования преступления путем передачи уголовного дела другому следователю (0,2%). Таким образом, из проведенного анализа видно, что ложь в той или иной её форме является основным компонентном противодействия расследованию, что, безусловно, отрицательно влияет на качество проводимой следственной работы ввиду отвлечения сил следственных органов на преодоление данного отрицательного обстоятельства.

[Казаков Владимир]

§2. Тактико–криминалистическ� �е способы детекции и противодействия лжи Прежде всего, представляет интерес рассмотреть особенности тактики допроса при изобличении во лжи, как следственного действия, насыщенного личным общением следователя с подозреваемым (обвиняемым). Ложные показания могут относиться к любому обстоятельству дела и быть даны любым из допрашиваемых, причем как в своих интересах, так и в ущерб им (например, самооговор)[22] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn22). Мотив дачи ложных показаний свидетелем: боязнь испортить отношения с другими лицами, проходящими по делу; боязнь мести со стороны подозреваемого, обвиняемого, их знакомых и родственников, стремление скрыть свои собственные неблаговидные поступки, аморальное поведение, трусость; желание выгородить или смягчить вину подозреваемого или обвиняемого в силу родственных, семейных, дружеских отношений или я корыстных соображений, либо, наоборот, усугубить вину этих лиц и мести, ревности или иных побуждений; ошибочная оценка своих действий как преступных и стремление описать их иначе; нежелание в последующем выступать в качестве свидетеля, опознающего или участника иного следственного действия, быть вызванным в суд и т. д. Мотив ложных показаний потерпевших: боязнь мести со стороны преступника, его родственников, знакомых; дружеские в прошлом, родственные или семейные отношения, преступная связь с подозреваемым или обвиняемым (совместно совершение преступления, оставшиеся нераскрытыми); стремление преувеличить причиненный ему преступлением ущерб сак из чувства мести, так и из корысти и иных побуждений (ревность, злоба и др.); желание занизить причиненный ему материальный ущерб, чтобы срыть источник приобретения утраченных ценностей; стремление скрыть собственное неблаговидное поведение (супружескую неверность, стяжательство, трусость и пр.); скептическое отношение к возможности органов дознания и следствия раскрыть преступление, обеспечить компенсацию материального ущерба, безопасность потерпевшего. Мотивами дачи ложных показаний подозреваемым и обвиняемым являются: желание избежать ответственности за содеянное свою вину либо понести наказание не за совершенное, а за нее тяжкое преступление – действительное или мнимое; смягчить вину соучастников в силу дружеских, семейных или родственных связей, из корыстных соображений; оговорить соучастников из мести или в целях обеспечения собственной безопасности в будущем а также оговорить себя в силу болезненного состояния психики, э исходя из желания попасть в особые условия жизни – по причинам семейного, служебного и иного характера, либо из бахвальства и т.п. Самооговор возможен при желании скрыть неблаговидное, в том числе и преступное поведение близкого человека. При наличии данных о самооговоре необходимо: а) скрупулезно проанализировать показания, останавливаясь на правдоподобных деталях, противоречиях, совпадениях слов допрашиваемого со слухами, циркулирующими в данной местности и не соответствующими материалам дела, форме изложения; б) провести тщательный анализ протокола допроса с целью проверки нет ли в показаниях признаков, характерных для самооговора: чрезмерное словесное совпадение показаний, данных на разных допросах; слишком общий характер, схематичность показаний; обилие противоречий между показаниями, в том числе данных на разных допросах; в) вновь изучить материалы дела и дополнительные данные о личности допрашиваемого, в том числе личные записи в дневнике, письмах, отзывы родственников, сослуживцев, друзей, заключения судебно–психиатрической и судебно–психологической экспертиз, если они проводились; учесть волевые качества, характер, темперамент допрашиваемого, склонность к внушению; г) провести повторный допрос (допросы) с соблюдением иной последовательности выяснения обстоятельств дела по существу (это мешает воспроизведению стереотипа показаний); д) выяснить, что явилось причиной самооговора (намерение взять на себя ответственность соучастников или преуменьшить ее, самопожертвование, оказание воздействия и др.), кто, где и когда незаконно воздействовал на лицо с целью склонить к самооговору; чем объективно может быть подтверждено заявление о самооговоре.

[Казаков Владимир]

Сомнения в достоверности показаний могут возникнуть у следователя как во время, так и после допроса. В процессе допроса такие сомнения порождаются противоречивостью показаний, их изменением, отсутствием внутренней логики, явным несоответствием известным обстоятельствам дела, имеющимся в распоряжении следователя доказательствам. Ложность полученных показаний может быть обнаружена в ходе иных следственных действий (проверка и уточнение показаний на месте, проведение следственного эксперимента, очной ставки и др.). Ложность показаний выявляется и при допросах других лиц, и на основании новых вещественных доказательств, заключений экспертов. Дача ложных показаний определяет конфликтный характер ситуации, в которой протекает допрос. Установление контакта с допрашиваемым во время изобличения его во лжи затруднено или невозможно. Как допрашиваемый, так и следователь обычно находятся в состоянии эмоционального напряжения, их реакции обостряются. Возможны психологические срывы со стороны допрашиваемого и провокация следователя. Тактические приемы изобличения по своему характеру и направленности могут быть разделены на три группы: приемы эмоционального воздействия, приемы логического воздействия, тактические комбинации. Разумеется, это деление условно, так как один и тот же прием в одной ситуации может оказаться эффективным именно ввиду своего эмоционального воздействия на допрашиваемого, в другой – стать средством логического убеждения. Приемы эмоционального воздействия. К их числу при изобличении свидетеля и потерпевшего относятся: убеждение в неправильности занятой позиции; разъяснение вредных последствий для близких лиц из числа потерпевших, подозреваемых, обвиняемых; воздействие на положительные стороны личности допрашиваемого – чувство собственного достоинства, благородство, идейность и т. п. Приемы эмоционального воздействия на подозреваемого или обвиняемого: – побуждение раскаяться и чистосердечно признаться путем разъяснения как вредных последствий запирательства и лжи, так и благоприятных последствий признания своей вины и активного содействия следствию, в том числе по преступлениям прошлых лет, оставшихся нераскрытыми; – воздействие на положительные стороны личности допрашиваемого, использование его привязанностей, увлечений, высокого профессионального мастерства и заботы о профессиональном авторитете и т.п.; – использование антипатии, питаемой допрашиваемым к кому–либо из соучастников, его зависимости от них, унижающей его достоинство, сомнений в их «надежности» и способности до конца придерживаться ранее обусловленной линии поведения на следствии; – использование фактора внезапности путем постановки неожиданных вопросов в ситуации, когда допрашиваемый таких вопросов не ждет, внутренне демобилизовался, успокоенный безопасным с его точки зрения содержанием и направлением допроса (иногда этот прием именуют постановкой «лобовых» вопросов). Этот прием может быть элементом тактической комбинации, сочетаясь с нейтральным, притупляющим бдительность допрашиваемого фоном, на котором задается неожиданный вопрос.

[Казаков Владимир]

Приемы логического воздействия заключаются в демонстрации несоответствия показаний действительности. К их числу относятся: – предъявление доказательств, опровергающих показания допрашиваемого. Известны два порядка предъявления доказательств допрашиваемому: последовательно, в соответствии с их доказательственной силой – от менее веских к более веским; предъявление сразу наиболее (ясного доказательства. Выбор порядка зависит от личности допрашиваемого и характера доказательств; – предъявление доказательств, требующих от допрашиваемого детализации показаний, которая приведет к противоречиям между ним и участниками; – логический анализ противоречий, имеющихся в показаниях допрашиваемого; – логический анализ противоречий между интересами допрашиваемо–1и его соучастников; – доказательство бессмысленности занятой позиции. Приемы логического воздействия с успехом могут быть использованы и в случаях так называемой «пассивной лжи» допрашиваемого, когда он скрывает правду, заявляя «не знаю», «не помню», «не видел» и т. п. и весьма эффективны и при разоблачении ложного алиби. Существует несколько способов создания ложного алиби. Так, преступник, предвидя возможность своего ареста, договаривается с близкими о даче ими ложных показаний. В этом случае опровержение достается путем детального допроса этих лжесвидетелей с целью обнаружения существенных противоречий в их показаниях, поскольку невозможно согласовать все детали вымышленного события; к тому же ложь вспоминается плохо и при повторном допросе нередко воспроизводится в другом варианте. Другой способ создания ложного алиби более изощрен и разоблачается с трудом. Преступник проводит с избранными им лицами какое–то время, например участвует в совместном чаепитии и т.п., но условливается, что время будет указано иное, нежели в действительности. Средством установления истины в этом случае служит также детальный допрос плюс тщательное исследование того, где в действительности находиться эти лица в названное следователю время. Наконец, преступник может ввести лиц, подтверждающих его алиби, в заблуждение относительно того времени, когда он с ними был. В этом случае свидетели будут искренне считать, что говорят правду. Следователь должен выяснить, как определяют такие свидетели время, о котором дают показания, обнаружить причину их заблуждения и таким образом опровергнуть ложное алиби. Тактические комбинации. Под тактической комбинацией при допросе понимается создание ситуации, рассчитанной на неправильную оценку ее допрашиваемым, что объективно приводит к его изобличению. Тактические комбинации не следует смешивать с обманом допрашиваемого. Обман – это сообщение ложных сведений или извращение истинных фактов. Тактические комбинации – это создание ситуации на основе истинных фактов, которые могут быть двояко – правильно или неправильно – истолкованы самим допрашиваемым. При тактических комбинациях используют: – приемы, преследующие цель скрыть от допрашиваемого осведомленность следователя о тех или иных обстоятельствах дела; – метод косвенного допроса, который заключается в постановке вопросов, второстепенных с точки зрения допрашиваемого, но фактически маскирующих главный вопрос – о причастности к преступлению. Например, если на месте происшествия обнаружены следы пальцев рук обвиняемого, то сначала задаются вопросы, ответы на которые затем исключают возможность утверждать, что эти отпечатки оставлены не в момент преступления, а раньше или позже; – приемы, направленные на создание ситуации, при которой допрашиваемый проговаривается: его побуждают пространно изложить свои объяснения события в расчете на то, что среди ложной информации он сообщит достоверные данные, попавшие в его показания вследствие непонимания их значимости; – предложение допрашиваемому, утверждающему, что он говорит правду, сказать своему соучастнику или связанному с ним предварительным сговором свидетелю фразу примерно такого содержания: «Я сказал всю правду, расскажи правду и ты». Допрашиваемый попадает в сложную ситуацию: отказ будет означать признание в даче ложных показаний, согласие же может привести к его изобличению.

[Казаков Владимир]

Тактические комбинации, осуществляемые в процессе допроса, относятся к классу простых и бывают трех видов: рефлексивные, обеспечивающие и контрольные. В большинстве своем это рефлексивные комбинации, преследующие либо цель получить информацию от допрашиваемого, либо, также, создать такие условия, когда допрашиваемый сам сформирует себе неправильное представление о степени осведомленности следователя по поводу тех или иных обстоятельств дела, или о его планах и намерениях, или о состоянии расследования. Рефлексивные комбинации проводятся при допросах недобросовестных свидетелей (потерпевших) и дающих ложные показания подозреваемых (обвиняемых); обеспечивающие и контрольные тактические комбинации могут быть осуществлены при допросе любого лица. Целью обеспечивающей комбинации может быть сохранение в тайне факта допроса (например, замаскированный вызов на допрос), оказание помощи добросовестному допрашиваемому в припоминании существенных для дела и т.п. Цель контрольной комбинации – получить в процессе допpoca данные для оценки показаний или ориентирующей информации, позволяющей следователю выяснить правильность линии своего поведения при допросе и т. д. Содержание тактических комбинаций составляют приемы допроса. Поскольку их сочетание в тактических комбинациях даже в рамках одного следственного действия настолько велико, что практически не поддается описанию, то целесообразно, на наш взгляд, обратиться к ильному рассмотрению тех приемов, которые могут быть использованы с наибольшим успехом. Внезапность. Суть этого приема трактуется как неожиданная поковка допрашиваемому вопроса, не связанного с предыдущими, на который он должен дать немедленный ответ. Не отрицая принципиальной допустимости таких вопросов, следует учесть обоснованные опасения, высказанные А.Н. Васильевым. Добросовестный допрашиваемый, будь то обвиняемый или свидетель, воспримет это как проявление недоверия к его показаниям, а иногда и как обман, что может вызвать настороженность и нарушение психологического контакта. Г.Ф. Горский и Д.П. Котов совершенно справедливо замечают, что «внезапный вопрос должен всегда опираться не на «голую» следственную интуицию, не на оперативные данные, не закрепленные процессуальным путем, а на какие–либо доказательства. Тогда в любом следователь не попадает в неудобное положение. Даже если внезапный вопрос «не прошел», следователь всегда может объяснить обвиняемому, почему этот вопрос был задан, сославшись на доказательства, которые лежали в основе вопроса»[23] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn23). Последовательность. Прием заключается в последовательном предъявлении допрашиваемому доказательств в порядке нарастания их. Иногда можно встретить рекомендацию предъявлять доказательства обратном порядке – начиная с самого веского. Этот совет весьма сомнителен: если самое веское доказательство оказало должное воздействие, незачем предъявлять остальные; если же предъявление самого веского доказательства не дало нужного эффекта, то вряд ли он будет достигнут предъявлением менее веских. В тактической комбинации этот прием сочетается с другими – «допущение легенды» и «пресечение лжи». Создание напряжения обеспечивается путем предъявления множества доказательств, напоминанием о нравственной оценке совершенного преступления. В тактической комбинации этот прием может сочетаться с приемом, именуемым «снятие напряжения», что достигается различными средствами: голосом, интонацией, репликами следователя и т. п. Г. Ф. Горский и Д. П. Котов, считая эти приемы нравственно допустимыми, справедливо полагают, что «иногда целесообразно», объединяя приемы, сперва создать напряжение, а затем снять его. Однако создание напряжения не должно происходить за счет грубости или иного психологического насилия со стороны следователя[24] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn24).

[Казаков Владимир]

«Допущение легенды» – допрашиваемому предоставляется возможность беспрепятственно излагать свою ложную легенду. Данный прием сочетается с другими приемами, такими, как «пресечение лжи», внезапность, последовательность, повторность допроса. Косвенный вопрос, упоминавшийся ранее, комбинационно может сочетаться с приемом «форсирование темпа допроса» и «инерция». Под последним понимают незаметный перевод допроса из одной сферы в другую в расчете на то, что допрашиваемый «по инерции» проговорится. По поводу этичности расчета на проговорку допрашиваемого также существуют полярные мнения. Г. Ф. Горский и Д. П. Котов выражают мнение большинства криминалистов, когда указывают, что «данный прием можно считать нравственным, ибо опора здесь делается не на случайную оговорку, а на проговорку об обстоятельствах, как правило, известных только лицу, причастному к преступлению»[25] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn25). В основе многих тактических комбинаций при допросе лежит такой прием, как создание условий для неправильной оценки недобросовестным допрашиваемым переживаемой ситуации. Как элемент рефлексивного управления, этот прием рассчитан на возможную ошибочную оценку того или иного обстоятельства допроса лицом, действительно причастным к этому обстоятельству. Здесь нет ни обмана, ни принуждения допрашиваемого к выбору одной, ошибочной позиции, ни воздействия, носящего наводящий характер. Дезинформация допрашиваемого, которая может явиться следствием применения этого приема, – «дело рук» самого допрашиваемого. Следует согласиться с А. Р. Ратиновым и Ю.П. Адамовым, указывающими, что «следователю нет нужды прибегать к ложным утверждениям, в его распоряжении имеется неограниченный запас таких средств, как прямой отказ в сообщении данных, которые хотят выведать заинтересованные лица, умолчание, реплики и заявления, допускающие многозначное толкование, создание ситуаций, скрывающих действительное положение дела, разнообразные вопросы, которые способны породить те или иные догадки у допрашиваемого. Такой образ действий, на наш взгляд, не противоречит... критериям допустимости тактических приемов»[26] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn26). Выжидание заключается в том, что в допросе делается перерыв для того, чтобы в психическом состоянии допрашиваемого произошли изменения под влиянием оказанного воздействия; создание «заполненности» – это подчеркивание следователем невыясненных мест в деле, взывающее у допрашиваемого стремление «заполнить» пробелы в соответствии с логикой; вызов преследует цель побудить допрашиваемого объяснению логическим путем обстоятельств, обеспеченных доказательствами. Рассматриваемый прием хорошо комбинируется с такими тактическими ходами, как выжидание, создание «заполненности», вызов[27] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn27). Интересен вопрос относительно одной из разновидностей оперативно–тактических комбинаций, непосредственно связанной с допросом подозреваемого. Это комбинация с использованием так называмых трансферов – специальных приспособлений для защиты различных объектов путем оставления на субъекте посягательства следов его преступных действий. Трансферты могут быть химического действия, могут представлять собой устройство для получения фото– и киноизображения преступника в момент его деяния и т.п. Действие большинства трансферов рассчитано не на захват преступника с поличным (хотя могут быть и такие варианты), а на последующее изобличение с использованием комбинации следственных действий: задержания подозреваемого, его освидетельствования с целью обнаружить признаки воздействия на тело или одежду трансферов, допроса. В процессе этого допроса могут быть использованы все упоминающиеся приемы, причем наиболее эффективным, как показывает практика, оказываются последовательность, создание и снятие напряжения, допущение легенды в сочетании с пресечением лжи. Изобличение допрашиваемого во лжи может привести к последствиям двоякого рода: к даче им правдивых показаний либо к замене новыми ложными. Во втором случае процесс изобличения во лжи должен быть продлен, но уже с помощью других тактических приемов.

[Казаков Владимир]

Весьма интересным методом выявления лжи, получающим все большее распространение и в следственной практике, является нейролингвистическое программирование (НЛП), которое представляет собой относительно новое направление в практической психологии, позволяющее повысить свою профессиональную и личностную эффективность людям, работающим в таких областях, как бизнес, медицина, образование, практическая психология. НЛП позволяет решать различные проблемы психологического рода, так, например, техники невербального сканирования учат особенностям распознавания лжи, языку телодвижений; Раппорт: подстройка и ведение – технологии межличностного общения Вокруг нейроингвистического програмирования много мифов. Кто–то относит его к парапсихологии, а кто–то, от греха просто именует движение НЛП тоталитарной сектой. Суждения об НЛП носят граничный характер: одни считают его антинаучным, другие – тайным оружием. НЛП весьма прагматично. Это инструмент, или даже набор инструментов, и ничего сверхъестественного оно в себе не несет. Безусловно, данное психологическое направление расширяет возможности контакта, позволяет в большей степени использовать возможности распознавания нюансов поведения.

[Казаков Владимир]

Кроме сказанного, в аспекте выявления лжи представляет интерес вопрос о выявлении самооговора, его понятии и видах[28] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn28). Самооговор – это заведомо ложные показания подозреваемого (обвиняемого) по поводу своей мнимой причастности к совершенному либо несовершенному преступлению. Самооговор подразделяется на простой (самообвинение) и сложный, содержащий наряду с самообвинением обвинение других лиц. Различаются: а) полный самооговор (при абсолютной непричастности заявителя к преступлениям); б) частичный самооговор (если причастность к преступлению в какой–то мере существует); в) реальный самооговор (в отношении преступления, действительно кем–то совершенного); г) нереальный самооговор (в отношении вымышленного преступления). Причины самооговора. Самооговор может быть вызван: – целью помочь родственникам иными средствами уклониться от ответственности за совершенное ими преступление; стремлением приобрести авторитет в определенных кругах; желанием облегчить свое положение (например, условия содержания под стражей); – намерением добиться для себя каких–либо льгот, преимуществ по сравнению с другими лицами, попавшими в аналогичное положение (например, получить свидание с родственниками, продуктовую передачу); боязнью расправы со стороны подлинных виновников содеянного; – желанием попасть в места заключения с целью замести \ следы другого, более тяжкого преступления, избавиться от алкоголизма и других дурных наклонностей, привязанностей, связей; – намерением ввести следствие в заблуждение в надежде в дальнейшем отказаться от своих показаний и избежать ответственности как за действительно совершенное, так и мнимое преступление; – попыткой выгородить соучастников, стремлением как можно быстрее добиться окончания следствия и попасть в лагерь для заключенных; – безысходностью на почве подавленного морального состояния и отсутствия реальных перспектив иного выхода из сложившейся неблагоприятной ситуации; необъективностью, предвзятостью, неправильностью ведения следствия, мерами незаконного воздействия со стороны следователя и других лиц, оказывающих ему помощь в расследовании; болезненными расстройствами психики. При расследовании самооговора выясняются: 1) обстоятельства дела, в связи с расследованием которого получены данные о самооговоре (время, место, вид преступления и т.д.); 2) сведения о личности подозреваемого, обвиняемого, осужденного, заподозренного в самооговоре; 3) событие самооговора (его время, место, мотивы и другие обстоятельства); 4) обстоятельства, предшествовавшие самооговору и обусловленные им: когда, кем, при каких обстоятельствах, из каких источников были получены сведения, давшие основание заподозрить заявителя в самооговоре и совершении преступления; какие меры и методы были осуществлены для проверки, углубления, уточнения, развития исходных данных; применялась ли в отношении заподозренного мера пресечения, кем, когда, в каких условиях, как долго он содержался под стражей; как реагировал самооговорщик на задержание, на привлечение его к уголовной ответственности; какие изменения произошли в условиях его содержания, в отношении к нему со стороны работников органов дознания, предварительного следствия, администрации учреждения, в котором он находился в изоляции после того,/как признал свою вину; к каким негативным последствиям привел самооговор: он повлиял на установление истины по делу, на самооговорщика и других людей (например, привлек невиновных к ответственности); 5) имели ли место нарушения законности при проведении следственных действий, если имели, то в чем они выражаются, кем, когда, по каким причинам допущены, меры, принятые в отношении нарушителей.

[Казаков Владимир]

Признаками самооговора являются: получение достоверных данных, исключающих возможность совершения преступления подозреваемым (обвиняемым, осужденным), в том числе установление, что это преступление в действительности совершено другими лицами; обнаружение доказательств, ставящих под сомнение правдивость показаний подозреваемого или обвиняемого о совершенном им преступлении (например, получение показаний свидетеля, видевшего признавшегося в содеянном во время совершения преступления далеко от места его совершения, получение заключения эксперта о том, что смерть потерпевшего наступила в результате иной причины, нежели та, о которой показал подозреваемый или обвиняемый); факт отказа подозреваемого или обвиняемого от ранее данных показаний, в которых он сообщал о своей причастности к преступлению. Проверка версий о самооговоре. Установление признака, указывающего на возможность самооговора, еще не означает, что самооговор действительно имел место. Вывод об этом в окончательном виде может быть сделан лишь по результатам проверки версии о самооговоре, а также других конкурирующих версий (например, о возможности заявления ложного алиби, о том, что признавшись в содеянном, обвиняемый сознательно ввел следствие в заблуждение по поводу тех или иных обстоятельств преступления в надежде в дальнейшем отказаться от своих показаний, ссылаясь на противоречие между его объяснением тех или иных фактов и тем, как было в действительности). По делам о самооговоре исследуются: 1. Общие версии: – показания о самооговоре являются ложными, самооговора не было, – самооговор имел место; 2. Частные версии при мнимом самооговоре (заявление о самооговоре ложно и сделано в целях уклонения от ответственности за совершенное преступление – в иных целях; по собственной инициативе – по инициативе других лиц и т.д.). Частные версии, проверяемые в рамках общей версии о реальности самооговора: а) по целям самооговора: чтобы скрыть другое, более тяжкое преступление; чтобы изменить место и обстановку, режим содержания под стражей на более благоприятные; чтобы остановить ведущееся против него незаконное психологическое и физическое воздействие со стороны работников, осуществляющих расследование и других лиц, действующих под их диктовку; по иным соображениям (например, чтобы пережить холодную зиму не на улице, а под крышей тюрьмы, помочь своему близкому, взяв на себя его преступный «грех»); б) по источнику информации, использованной при даче показаний о несовершенном преступлении: сведения об обстоятельствах и деталях преступления подсказаны лицом, осуществляющим расследование или участвовавшим в его оперативном, технико–криминалистическ� �м и ином обеспечении, во время контактов между ними; использована информация других лиц (например, сокамерников, прессы); обстоятельства преступления смоделированы, основываясь на тех сведениях, которые стали известны в ходе допросов и участия в других следственных действиях.

[Казаков Владимир]

Версия о возможном нарушении законности как причине самооговора может быть конкретизирована таким образом: – нарушение законности имело место по неопытности, доверчивости следователя, поверившего в правдивость «признательных» показаний и пошедшего на поводу у других лиц; – нарушения законности были допущены преднамеренно и сопряжены с фабрикацией доказательств мнимой виновности оговорившего себя. При наличии данных о возможности самооговора прежде всего необходимо допросить лицо, заявившее о том, что имел место факт самооговора. Это заявление может быть сделано другим лицом, а не тем, кто подозревается в самооговоре. В этом случае выясняется, когда и каким образом заявителю стало известно о самооговоре, какие основания имеются для вывода о самооговоре, не является ли этот вывод лишь предположительным, что подтолкнуло допрашиваемого на дачу заявления о самооговоре со стороны подозреваемого (обвиняемого, осужденного), в каких отношениях он состоит с последним. Если же заявление о самооговоре сделано самим подозреваемым (обвиняемым, осужденным), то в ходе его допроса следует выяснить также вопросы: а) когда, где, в связи с чем созрело решение сделать это заявление; б) с кем делился информацией о самооговоре; в) в силу каких причин и с какой целью оговорил себя; г) из каких источников почерпнуты сведения об обстоятельствах преступления, в котором оговорил себя (если это сделано под воздействием других лиц, то со стороны кого и в какой форме было оказано воздействие, когда и при каких обстоятельствах это произошло, кому об этом известно из числа третьих лиц); д) имеется ли у него алиби и каким образом оно может быть подтверждено; е) какие обстоятельства и имеющиеся в деле доказательства могут свидетельствовать в пользу реальности самооговора и его мотивов. После этого необходимо осуществить глубокий и всесторонний сравнительный анализ показаний об обстоятельствах самооговора и показаний обвиняемого, которые он давал до признания своей виновности (после того, как признался в содеянном). В судебной практике имеются примеры самооговора, установление которого сопряжено с преодолением серьезных трудностей. Подобные ситуации главным образом возникают тогда, когда оговорившее себя лицо находилось во время преступления на месте его совершения, но участия в нем не принимало (оказалось там случайно и наблюдало за происходящим в роли зеваки, активно вмешивалось в ход происходящего в целях пресечения преступления и т.д.).

[Казаков Владимир]

В этом случае особое значение приобретают глубокое исследование следующих вопросов: а) по каким причинам лицо, подозреваемое в самооговоре, оказалось на месте происшествия; б) какие объективные данные могут быть обнаружены здесь для подтверждения или опровержения версии о самооговоре и каким образом они могут быть использованы для развития доказательственной базы того или другого плана; в) в силу каких обстоятельств, из каких побуждений и соображений подозреваемый или обвиняемый мог оговорить себя в том, чего он не совершал. Разрешению сложившейся ситуации способствуют: а) обстоятельный, с выяснением всех необходимых деталей, допрос лица, подозреваемого в самооговоре; б) выход с ним на место происшествия с целью проверки его показаний; в) осуществление всестороннего раздельного, а затем сравнительного анализа показаний, которые давало проверяемое лицо до момента признания им своей виновности в содеянном и после него, а также после заявления о самооговоре; сопоставление их с показаниями других лиц, уличавших его в содеянном и свидетельствовавших в пользу его непричастности к содеянному, с другими данными, полученными в ходе осмотра места происшествия и производства иных следственных действий; г) получение и изучение данных оперативного характера о поведении и высказываниях подозреваемого, обвиняемого по поводу случившегося с ним вне кабинета следователя (в кругу знакомых, в следственном изоляторе и т.д.); д) сравнительный анализ всего комплекса информации, полученной из разных источников в целях выявления обстоятельств, опровергающих версию о самооговоре либо подтверждающих ее; е) определение того, какие неизвестные обстоятельства должны быть установлены в целях проверки построенных версий, а также, какие обстоятельства должны быть подвергнуты дополнительному, более глубокому изучению на основе производства повторных либо дополнительных действий (повторного осмотра места происшествия, назначения дополнительных экспертиз и т.д.), направленных на поиск новых доказательств. Таким путем могут быть установлены факты, противоречащие утверждению о самооговоре либо указывающие на его возможность. В ходе дальнейшего расследования на основе изучения материалов дела надлежит получить представление: а) о состоянии доказательственной базы по делу до того, как обвиняемый признал свою вину, и ее развитии после этого обстоятельства; б) о том, что было известно следствию об обстоятельствах содеянного до признания; в) получены ли следствием какие–либо новые доказательства после признания обвиняемым своей вины, которые не могли быть собраны без его показаний; г) нашли ли эти показания объективное подтверждение в материалах дальнейшего расследования или остались голословными; д) не противоречили ли сведения об обстоятельствах преступления, полученные от обвиняемого после признания им своей вины, другим объективным данным, имевшимся до этого или собранным в дальнейшем.

[Казаков Владимир]

На базе полученных таким образом результатов разрабатывается программа следующего этапа расследования по дальнейшей отработке версий о реальности или мнимости самооговора. В ней предусматривается необходимость глубокого исследования алиби обвиняемого, доводов и суждений по поводу событий и причин самооговора (это делается путем допроса всех лиц, на которых ссылается заявитель о самооговоре, поиска и исследования документов, других источников информации, в которых могут содержаться сведения, подтверждающие или опровергающие утверждения заявителя, проведения в необходимых случаях очных ставок, криминалистических и иных экспертиз, в том числе судебно–психиатрической экспертизы в отношении обвиняемого). Оценка собранных данных позволяет принять и соответствующим образом реализовать необходимые в таких случаях правовые решения (о прекращении уголовного преследования в отношении невиновного лица, если заявление о самооговоре нашло объективное подтверждение, и его реабилитации; о возбуждении уголовного дела в отношении лиц, допустивших нарушение законности, если это установлено; о направлении дела в суд по обвинению заявителя в совершении им преступления в случае установления, что его показания о самооговоре являются ложными). Выявление инсценировки[29] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn29). Инсценировка – одна из разновидностей противодействия правоохранительным органам, ведущим борьбу с преступностью, со стороны лиц, не заинтересованных в выявлении преступления, в установлении истины по уголовному делу, в принятии обоснованных и правильных криминалистических и правовых решений в уголовном процессе. Под инсценировкой понимается создание видимости какого–либо мнимого события путем целенаправленного внесения в обстановку реального события изменений, направленных на дезориентацию органов дознания, предварительного следствия и суда. Структура деятельности, связанной с инсценировкой, складывается из следующих операций: - анализа и оценки ситуации, в которой оказался будущий инсценировщик; - принятия решения об инсценировке; - рассмотрения возможных вариантов инсценировки и определения наиболее целесообразного варианта; - создания мысленной модели события, которое предполагается инсценировать; - реализации разработанной модели; - подготовки объяснений, рассчитанных на то, чтобы убедить других лиц, включая работников правоохранительных органов, в реальности инсценированного события и его причин; - определения линии поведения на следствии и подготовки объяснений на случай разоблачения инсценировки.

[Казаков Владимир]

Инсценировка осуществляется в целях создания: - видимости совершения иного вида преступления в данном месте и сокрытия признаков подлинного события; - видимости происшедшего на данном месте события некриминального характера (чтобы скрыть преступление); - ложного представления относительно отдельных элементов, сторон совершения преступления (инсценирование совершения преступления другим лицом в иных целях, по иным мотивам и т.д.); - видимости совершения какого–либо преступления для сокрытия иного события некриминального характера, в раскрытии которого не заинтересован инсценировщик по тем или иным причинам (например, для сокрытия факта аморального поведения, огласка которого может повредить репутации инсценировщика); - видимости совершения преступления, которого в действительности не было (это может быть сделано, например, путем подбрасывания в жилище какого–либо лица во время производства там обыска наркотических веществ, к которым он никакого отношения не имеет). Разновидности инсценировок. Инсценировки подразделяются на следующие разновидности (группы): 1. По субъекту: а) выполняемые участниками преступления (одним лицом или группой лиц); б) выполняемые другими лицами по просьбе преступника или по своей инициативе; в) выполняемые преступником совместно с другими лицами; 2. По времени осуществления: а) до совершения преступления; б) во время совершения преступления; в) после совершения преступления (либо сокрытия некриминального характера); 3. По целям: а) сокрытие преступления; б) сокрытие некриминального события; в) в иных целях; 4. По объекту: а) инсценирование преступления; б) инсценирование события некриминального характера; в) инсценирование отдельных элементов, подсистем события; 5. По содержанию: а) инсценирование материальных следов на месте происшествия; б) инсценирование материальных следов в сочетании с выработкой и реализацией соответствующего варианта дезинформирующего следствие поведения и сообщения ложных сведений.

[Казаков Владимир]

В ходе инсценировки могут уничтожаться все или часть объективно возникших материальных следов инсценируемого события, видоизменяться какие–либо следы. Нередко инсценировщик реализует свои цели путем фальсификации определенных следов, в частности, путем изготовления и подбрасывания на место происшествия тех или иных материальных объектов, способных, по его мнению, ввести в заблуждение относительно мотивов, личности преступника, места его проживания и других обстоятельств. Чаще всего инсценировки совершаются в случаях совершения преступлений против личности, сопряженных с гибелью потерпевших, а также преступного посягательства в отношении имущества. Круг выясняемых вопросов при разоблачении инсценировки. В целях выявления и разоблачения инсценировки устанавливаются: 1) обстоятельства события, в связи с которыми осуществляется инсценировка (характер, время, место, участники события и т.д.); 2) характеристика инсценируемого события (вид, признаки); 3) участники инсценировки и роль каждого в содеянном, цели и мотивы, которыми они руководствовались; 4) обстоятельства подготовки и осуществления инсценировки (место, время, что и в какой последовательности было сделано, предметы, материалы, использованные инсценировщиками, и т.д.); 5) последствия инсценировки (несвоевременное возбуждение уголовного дела, привлечение к, ответственности невиновных лиц, совершение других преступлений лицами, не понесшими наказания, и т.д.); 6) обстоятельства, связанные с дачей инсценировщиками ложных показаний. Признаки инсценировки. Признаки инсценировки – это обстоятельства (событие, факт, след, поведенческий акт), несущие информацию о том, что в данном случае могла иметь место указанная акция. В качестве признака инсценировки могут выступать самые различные обстоятельства предкриминальной, криминальной и посткриминальной природы. В основе обстоятельств, характеризуемых данным понятием, лежит противоречие между тем, что произошло в действительности, и тем, что в результате инсценировки якобы произошло. Инсценировка, как и любой другой иной вид поведения человека, отражается на материальных объектах живой и неживой природы, в памяти людей – участников и очевидцев инсценировки, других лиц, тем или иным образом овладевших соответствующей информацией. Поэтому сведения об инсценировке могут быть получены в результате исследования места происшествия, обнаруженных здесь объектов, а также на основе оперативно–следственной работы с людьми – носителями искомой информации.

[Казаков Владимир]

В качестве признаков инсценировки, выявляемых при исследовании места происшествия, выступают: - обнаруженные на месте происшествия следы, которых не должно быть, если исследуемое событие было не мнимым, а реальным (следы наличия); - следы, которые не обнаружены в силу их отсутствия, но которые обязательно должны были возникнуть в случае реальности инсценированного события (следы отсутствия); - обнаруженные на месте происшествия следы относятся к числу характерных для инсценированного события следов, однако их состояние не соответствует тому, в котором они должны находиться в сложившейся ситуации (по внешнему виду, количеству и т.д.). Так, убийства нередко вуалируются созданием видимости смерти по неосторожности, в частности, в результате падения пострадавшего с высоты. К признакам, позволяющим раскрыть обман, относятся: - излишне большое расстояние между трупом и крайней частью объекта (например, наружной стеной жилого дома), с которого будто бы ненароком свалился погибший; - несоответствие версии о случайном падении с высоты характеру телесных повреждений на трупе; - наличие признаков схватки, борьбы в том месте объекта, с которого якобы свалился погибший; - показания каких–либо лиц, ставящие под сомнение версию о несчастном случае. В том случае, когда инсценируется смерть в результате неосторожного обращения с огнестрельным оружием, в роли признаков инсценировки могут выступать такие обстоятельства, как возможность производства выстрела из обнаруженного возле трупа экземпляра оружия, невозможность самопроизвольного выстрела, несоответствие следов выстрела на трупе тем следам, которые реальны в случае неосторожного обращения с оружием. Разоблачению убийства с применением огнестрельного оружия, инсценированного под самоубийство, способствуют, например, следующие обстоятельства: - отсутствие оружия на месте происшествия либо его наличие там, где оно при самоубийстве не могло оказаться; - отсутствие на трупе признаков близкого выстрела; - физическая невозможность погибшего причинить себе огнестрельное повреждение в ту часть тела, где оно обнаружено; - установление, что пуля, обнаруженная в теле трупа, стреляна не из того экземпляра оружия, которое находилось на месте происшествия. С давних времен известны признаки, указывающие на убийство, замаскированное под самоповешение. Некоторые из них: наличие на трупе следов удушения руками (ссадин линейной или полулунной формы, округлых кровоподтеков на шее жертвы от пальцев душителя); обнаружение ссадин, кровоподтеков вокруг носа и рта жертвы, других следов, указывающих на то, что смерть наступила от закрытия дыхательных отверстий; наличие на шее трупа замкнутой, горизонтально расположенной странгуляционной борозды[30] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn30).

[Казаков Владимир]

Следы инсценировки на месте происшествия, несущие информацию об этом событии, возникают помимо воли и желания инсценировщика. Подобные промахи допускаются по различным причинам: волнение, спешка преступника в условиях дефицита времени, отсутствие необходимых навыков и т.д. С другой стороны, подчас стремясь представить событие в выгодном ему свете, действуя спокойно, умело, расчетливо, преступник прилагает максимум усилий для наиболее оптимального, как ему представляется, достижения цели, но теряет при этом чувство меры, ощущение реальности. В таких случаях он может оставить большое количество следов имитируемого события, причем придать им ярко выраженный характер, броский вид. Такое перевыполнение цели может сыграть обратную роль: не убедить следователя в том, что все было так, как ему объясняют слова или действия заинтересованных лиц, а вызвать у него сомнение в реальности события. В качестве признаков, указывающих на возможность инсценировки того или иного вида, могут выступать и действия инсценировщиков после инсценировки, неадекватные ситуации, позволяющие усомниться в истинности того, что обнаружено на месте происшествия, в правдивости объяснений случившегося. В их круг, например, входят невольные проговорки на допросе, бравирование инсценировщиками фактом своего участия в этой акции в процессе неформального общения с посторонними лицами, в разговоре «по душам» со своими связями, установление факта реализации ими каких–либо вещей, которые якобы пропали в ходе инсценированного события, и т.д. Поэтому базу для разоблачения инсценировки образуют данные, которые могут быть собраны: а) при исследовании обстановки места происшествия и выявлении здесь признаков, указывающих на возможность инсценировки; б) в результате разоблачения лжесвидетельства незаинтересованных в установлении истины лиц; в) на иной основе (например, в результате проверки убедительных доводов родственников лица, якобы покончившего жизнь самоубийством, категорически отрицающих саму возможность события). Механизм выявления и разоблачения инсценировки. Сущность и механизм выявления и разоблачения инсценировки сводятся к следующему. Имело место какое–либо криминальное событие, в связи с которым в окружающей обстановке места происшествия возникли соответствующие следы. Участник события строит мысленную модель иного, возможного в данной ситуации события и реализует ее на месте происшествия путем видоизменения обстановки, придания ей вида, соответствующего, по мнению инсценировщика, моделируемому событию. Поскольку мысленная модель и результаты ее материализации не могут совпадать по всем параметрам, не все признаки модели объективно удается подогнать под признаки мнимого события, а все признаки реального события уничтожить или изменить полностью, в силу этого создается возможность восприятия, «прочтения» реального события сквозь маскирующую завесу инсценировки. Эта возможность переходит в реальность в результате обнаружения и «расшифровки» признаков, характерны: для скрываемого события и не свойственных признакам имитируемого, мнимого события. В этих целях субъектом практического следоведения осуществляется: - построение мысленной модели события, признаки которого очевидностью представлены в обстановке места происшествия и как бы лежат на поверхности, навязывая мысль, что все произошло именно так, а не иначе; - построение типичных конкурирующих мысленных моделей других событий, возможных в данной ситуации; - изучение пространственных моделей, выведение из них следствий и проверка последних; - установление реальности одних следствий и нереальности других; - обеспечение сравнительного анализа не исключенных и проверки моделей и обнаруженных следов, формулирование вывода об адекватности какой–либо модели оригиналу (событию, имевшему место в действительности); - принятие мер по получению дополнительных данных, объективно подтверждающих реальность данной модели и исключающих возможность ошибки; - принятие решения о завершении процесса распознавания события со всеми вытекающими из этого правовыми по следствиями

[Казаков Владимир]

Эта схема реализуется путем производства повторного осмотра места происшествия, допроса лиц, обнаруживших исследуемое событие, а также лиц, имеющих отношение к месту происшествия на бытовой, служебной и иной основе, изучения медицинских и других документов потерпевших, экспертного исследования различных объектов.

[Казаков Владимир]

§3. Инструментальные средства детекции лжи Полиграф, получивший в 20–х годах двадцатого века название «детектор лжи» был разработан с целью выявить и зафиксировать обман. Проблема обнаружения лжи существует столько же, сколько существует и сам человек. Ещё в глубокой древности правители народов и их суды прибегали к различным способам уличить лжеца и, тем самым, установить истину. Исторические хроники и литературные памятники свидетельствуют, что для этих целей были выработаны сложные ритуалы и изощренные ордалии (т.е. «суды божьи»).

[Казаков Владимир]

Например, составленное в XI веке при князе Ярославе Мудром первое собрание гражданских уставов Древней Руси, получившее название «Русской Правды», разрешало применение ордалий в тяжбах между гражданами, указывая, что «истец может... требовать, чтобы ответчик оправдался испытанием железа,... а ежели иск стоит полугривны ... менее, то испытывать водою». Комментируя средневековый свод российских законов, историк Н. М. Карамзин отмечал, что «древние россияне, подобно другим народам, употребляли железо и воду для изобличения преступников – обыкновение безрассудное и жестокое... Обвиняемый брал в голую руку железо раскаленное или вынимал ею кольцо из кипятка, после чего судьям надлежало обвязать и запечатать оную. Если через три дня не оставалось язвы или знака на её коже, то невиновность была доказана. Ум здравый ... не могли истребить сего устава языческих времен... Народ думал, что богу легко сделать чудо для спасения невиновного; но хитрость судей пристрастных могла обманывать зрителей и спасать виновных». Есть основания полагать, что подобные варварские методы установления истины были распространены не только на Руси, но и в иных государствах средневековой Европы: применение «судов божьих», в частности, было зафиксировано не только в древнерусском, но и в древнегерманском праве. Ордалии имели место также во внеевропейских культурах и сохранялись на протяжении веков: в начале нынешнего столетия исследователи отмечали, что «ещё сейчас встречаются ордалии... в Непале и у различных народностей Африки, например, в Сенегалии и в других местах». Однако история донесла до нас и иные, менее жестокие способы поиска истины. В далекие времена было подмечено, что при допросе человека, совершившего преступление, переживаемый им страх перед возможным разоблачением сопровождается определенными изменениями в его физиологических функциях. В частности, в древнем Китае подозреваемый в преступлении подвергался, например, испытанию рисом: он должен был набрать в рот горсть сухого риса и выслушать обвинение. Считалось, что если рис оставался во рту сухим (от страха разоблачения приостанавливалось слюноотделение), то вина подозреваемого была доказанной. Аналогичным по своей сути являлось испытание, применявшееся в древней Индии, когда «подозреваемому называли нейтральные и критические слова, связанные с деталями преступления. Человек должен был отвечать первым, пришедшим ему в голову словом и одновременно тихо ударять в гонг. Было отмечено, что ответ на критическое слово сопровождался более сильным ударом». Упоминания о подобных процедурах встречаются у самых различных народов, живших в разные времена и в разных частях света. Известно, что такие испытания практиковались, например, в средневековой Англии и, пережив века, встречались в изолированных культурах примитивных племен ещё в середине XX столетия. В первые годы XX века аппаратурный метод «детекции лжи» привлёк определенное внимание некоторых ученых в различных странах, однако выполненные Чезаре Ломброзо первые опыты прикладного применения этого метода на протяжении двух десятилетий оставались уникальными и не находили последователей. Метод погрузился в «инкубационный период» лабораторных изысканий. Среди ученых того времени особо следует отметить американского психолога и юриста Вильяма Марстона, который в 1913 году начал планомерные научные исследования аппаратурного метода «детекции лжи». В годы первой мировой войны, когда борьба с немецкими шпионами приобрела особую остроту, национальный исследовательский комитет США сформировал группу психологов (в её состав был включен В. Марстон), которой было поручено оценить возможности известных методов «детекции лжи» для решения контрразведывательных задач.

[Казаков Владимир]

Проведя соответствующие исследования, указанная группа пришла к выводу, что наиболее эффективным из существовавших в тот период методов является так называемый «тест выявления лжи при помощи артериального давления» («bloodpressure deception test»), разработанный В. Mapстоном в Гарвардской психологической лаборатории. Результативность этого теста достигала 97 %. Начало применения полиграфа на практике. Помимо В. Марстона, активно работавшего в данной области и в 1923 г. впервые представившего в суде результаты проверки на полиграфе в качестве доказательств, значительный вклад во внедрение психофизиологического метода «детекции лжи» в практику раскрытия преступлений внес офицер калифорнийской полиции Дж. Ларсон: ознакомившись с разработанным В. Марстоном «blood pressure deception» – тестом, он с 1921 года стал применять этот метод в деятельности возглавляемого им полицейского управления. Будучи творческой личностью, Дж. Ларсон разработал первый портативный прообраз современного полиграфа: созданное им устройство обеспечивало непрерывную одновременную регистрацию кровяного давления, пульса и дыхания. С помощью этого аппарата было проведено большое количество проверок лиц, подозревавшихся в уголовных преступлениях, и была зафиксирована высокая точность результатов испытаний. В те же 20–е годы под руководством Дж. Ларсона начал свою деятельность Леонард Килер, который сыграл решающую роль в развертывании психофизиологического метода «детекции лжи» в США. Он сконструировал первый полиграф – «детектор лжи» специально предназначенный для выявления у человека скрываемой информации (1933 г.), разработал первую методику проверки с помощью «детектора лжи» (1935 г.), основал первую фирму для серийного выпуска этих приборов и первую школу по подготовке специалистов в данной области. Именно Л. Килеру принадлежит приоритет внедрения полиграфа в систему отбора кадров и профилактику правонарушений в сфере бизнеса. К концу 30–х годов в США три фирмы наладили серийный выпуск «детекторов лжи», около сотни полицейских подразделений в двадцати восьми штатах страны активно использовали эти приборы в своей работе, а десятки банков и коммерческих фирм северных штатов внедрили полиграф для проверки персонала при найме на работу и в ходе служебных разбирательств. С началом Второй мировой войны Американское психологическое общество предпринимает специальное исследование для оценки надежности применения проверок на полиграфе в интересах государства. Проведя тщательный анализ достигнутого на тот момент уровня развития «технологии» проверок на полиграфе и практики применения этого метода в правоохранительных целях и в бизнесе, исследовательский комитет констатировал, что «методы детекции лжи разработаны в достаточной мере, существуют необходимые технические средства и имеется в наличии определенное число хорошо подготовленных специалистов.

[Казаков Владимир]

Из перечисленных трех факторов наиболее важным является человеческий, так как именно от него зависит успех или неуспех усилий по детекции лжи. При наличии компетентного специалиста результаты проверок на полиграфе оказываются весьма полезными. Когда такие специалисты отсутствуют, применение метода и аппаратуры не должно осуществляться». В итоге применению этого метода в интересах государственных органов США был дан «зеленый свет», и в начале 40–х годов он стал применяться в целях защиты государственной тайны. «Детектор лжи» был применен для проверки персонала, работавшего над созданием атомной бомбы в исследовательском центре Оук–Ридж. Эти проверки на полиграфе выполняли (по контракту) специалисты одной из частных фирм. Заметное развитие аппаратурного психофизиологического метода детекции лжи в США не осталось без внимания, и в 20–е годы интерес к выявлению у человека скрываемой им информации с помощью лабораторных приборов появляется сразу в нескольких странах. В частности, в СССР психолог Александр Романович Лурия (позднее – академик АПН СССР) совершенствовал весьма популярный в экспериментальной психологии тех лет ассоциативный метод и, работая в специальной лаборатории при Московской губернской прокуратуре, применил разработанный метод для выявления скрываемой информации у лиц, совершивших тяжкие преступления. Александр Лурия в 20–х годах прошлого века разработал методику, позволяющую зафиксировать возникновение эмоциональных состояний в динамике речевых и двигательных процессов человека даже в тех случаях, когда он пытался скрыть испытываемое им эмоциональное напряжение. Человеку, подозреваемому в преступлении, предъявляли слово и требовали отвечать первым пришедшим на ум словом. Одновременно с ответом испытуемый давил рукой на резиновую грушу. Адресованные ему слова были как нейтральными, так и имеющими эмоциональный подтекст. Когда стимул вызывал какие–то скрытые переживания, фиксировалась задержка словесной и двигательной реакции. В 30–е годы все работы по применению детекторов лжи в СССР были прекращены. Полиграф был объявлен лженаучным экспериментом с эмоциями допрашиваемого. Возобновились они лишь в 60–е годы, а в 70–х были свернуты вновь. Продолжали интересоваться этой тематикой только спецслужбы, которые подробно анализировали опыты применения полиграфа в США. Они же создали в середине 80–х годов первые образцы отечественного компьютерного полиграфа. И хотя российский суд не признает в качестве доказательств результаты обследований на полиграфе, сотрудники МВД используют его в своей оперативно–розыскной деятельности. Современный полиграф представляет собой компьютер, к которому подключены датчики. С их помощью происходит измерение и фиксирование ряда физиологических показателей, относящихся к деятельности вегетативной нервной системы. Достоверность полиграфа напрямую связана с количеством фиксируемых параметров: чем больше, тем достовернее. При принятии решения учитывается весь их комплекс в совокупности с индивидуальными особенностями испытуемого. Специалисты знают, что нет прямой связи между физиологическими показателями и искренностью человека. «Детектор лжи» регистрирует степень волнения проверяемого, но не в состоянии определить истинную причину фиксируемых прибором изменений. Решающее слово всегда остается за полиграфологом.

[Казаков Владимир]

Изучим проблемы криминалистической полиграфологии. Соответствует ли данное направление указанным выше критериям отдельной отрасли науки. Научно обоснованная база данного учения существует – имеются научные данные о наличии корреляционных связей между тем, говорит ли человек правду или ложь и реакциями его организма. Эти данные, безусловно, востребованы практикой и, следовательно, актуальность данного направления велика. В то же время, данное направление имеет существенную специфику, что позволяет обособить его и поставить в ряд иных отраслей науки. Однако, информация, которую можно получить посредством «детектора лжи» – полиграфа на сегодняшний день имеет пускай и высокую, но не стопроцентную степень достоверности (около 97%). Поэтому говорить о том, что криминалистическая полиграфология может считаться традиционным направлением криминалистики, по нашему мнению преждевременно, т.к. не выполняется критерий однозначности и полноты получаемых посредством последнего данных. В тоже время, думается, что с развитием инструментария данного направления криминалистической техники и приближения достоверности получаемых данных к стопроцентным будет возрастать и его роль в раскрытии и расследовании преступлений, и, возможно, что некоторые приемы криминалистической тактики, например, связанные с допросом, станут второстепенным средством получения информации у очевидцев и подозреваемых (обвиняемых). Думается, что при наличии убедительных данных технических средств и законодатель пойдет навстречу требованиям практики. Перспективы в развитии таких средств существуют – так американский биофизик Бриттон Чанс заявил о создании детектора лжи, принцип действия которого существенно отличается от уже существующих полиграфов. Аппарат Чанса способен выявлять ложь на основании данных о кровообмене в головном мозге обследуемого, а не на величинах ритма его сердцебиения и дыхания, как это происходит сейчас. Еще один новый тип полиграфа предлагает пенсильванский ученый Дэниэл Лэнглбен, который в своем приборе использует явление магнитного резонанса[31] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn31). Данные приборы потенциально более точны, чем ныне существующие средства. Только в этом случае результаты, получаемые посредством данного научного направления, будут считаться бесспорными и указанное направление криминалистической техники перейдет, возможно, в категорию «традиционных».

[Казаков Владимир]

§4. Перспективы развития криминалистических методов и средств детекции и борьбы с ложью В последнее время речевые детекторы лжи находят все большее применение в повседневной деятельности служб безопасности коммерческих структур; настойчивая реклама убеждает в их значительных преимуществах.
Так, например, по одному из представителей семейства «карманных» детекторов TRUSTER, «созданного с использованием израильской военной технологии», приводятся возможности: – «протестировать любого человека, выступающего на ТВ или радио»;– «использовать в личной беседе»; – «проверить собственное эмоциональное состояние и уровень напряженности перед важным мероприятием».

[Казаков Владимир]

В литературе появляются публикации, в которых приводятся высокие оценки надежности полученных результатов при использовании устройств данного класса. Проведены исследования надежности показателей некоторых образцов речевых детекторов лжи, представленных за последние несколько лет на российском рынке[32] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftn32). Идея детекции лжи по речевому сигналу проста. Она основывается на гипотезе о том, что ложь вызывает у человека стрессовое состояние, которое отражается в изменении параметров речи. Все разработчики детекторов лжи по голосу ссылаются на эффект Липпольда, который заключается в том, что все мускулы человека, включая голосовые связки, подвержены микроколебаниям с частотой 8–12 Гц, частота этих колебаний в спокойном состоянии не превышает 10 Гц, в стрессовом же возрастает до 12 Гц. Первые устройства VSA (Voice Stress Analysis), предназначенные для определения стресса по речевому сигналу, появились более 30 лет назад. По открытым публикациям можно выделить несколько видов аппаратно–программных реализаций речевых детекторов лжи. В первую очередь это системы на базе ноутбуков. Ведущие позиции по производству подобных систем занимают США: NITV (National Institute for Truth Verification,) и фирма The Diogenes Company; стоимость систем детекции лжи составляет 8000 – 10000 $. В настоящее время широкое распространение нашли портативные устройства, наподобие карманного детектора лжи Handy Truster TNF–100, южно–корейской фирмы 911 Computer. Известны чисто программные реализации детекторов фирм Digital Robotics Inc. и Trustech Ltd(США). Системы, выпускаемые NITV под торговой маркой CVSA (Computerized Voice Stress Analyzer) предназначены исключительно для государственных учреждений. Широко используются правоохранительными органами США.
Популярность систем CVSA у американских полицейских объясняется их дешевизной относительно традиционного детектора лжи – полиграфа, стоимость которого может достигать 20000 $, а также легкостью обучения операторов. С появлением первых устройств детекции лжи по речевому сигналу проводились многочисленные исследования, целью которых было сравнение результатов работы данных устройств и традиционного полиграфа. Результаты исследований были неутешительными, вероятность определения лжи системами VSA, как правило, не превышала 50% (с такой же эффективностью принимать решение можно подбрасывая в воздух монету). Как следует из открытых источников, по результатам исследований, проведенных в лабораториях МО США (середина 90–х годов), ЦРУ, ФБР, а также и само министерство обороны США отказались от использования на практике подобных систем. В то же время известно, что ЦРУ США использует традиционные детекторы лжи – полиграфы в повседневной деятельности начиная с 1947 года.

[Казаков Владимир]

Так, На кафедре «Информационная безопасность» МГТУ им. Н. Э. Баумана, за период 2002–2003 г.г., выполнено тестирование трех программных реализаций, относящихся к средствам определения стресса по речевому сигналу – (VSA). К ним относятся: TVSA3; Fortress Personal Lie Detector 2.5, а также Truster 2.40. 1. TVSA3 или Voice Stress Analysis Freeware (компания Digital Robotics Inc.).
Программа распространяется бесплатно с исходными текстами на языке Pascal. Автор программы сообщает в документации к программе, что алгоритм TVSA3 реализует работу схемы VSA–устройства, опубликованной в журнале Popular Electronics в апреле 1980 года. В программе использован интерфейс командной строки. TVSA3 обрабатывает wav–файл с зарегистрированным речевым сигналом, помечает тоном стрессовые участки речи и создает копию файла. Тестирование детектора лжи осуществлялось с использованием сигнала, полученного с помощью функции chirp (Matlab). Сигнал представлял собой косинусоиду переменной частоты, длительностью 100 с, частота менялась со скоростью 1 Гц/с, начальное значение составляло 0 Гц. Результатом работы программы явилось «маркирование» частот в полосе от 11 Гц до 15 Гц. 2. Fortress Personal Lie Detector 2.5 (Digital Robotics Inc.) является копией программы TVSA3. Отличием является несложный графический пользовательский интерфейс. Результаты тестирования программ TVSA3 и Fortress Рersonal Lie Detector 2.5 показали идентичность полученных результатов. 3. Truster 2.40 (компания Trustech Ltd.). Эта программа существенно отличается от предыдущих. Одной из отличительных особенностей является пользовательский интерфейс (рис. 2.). Truster 2.40 обрабатывает сигнал в реальном масштабе времени. Разработчики используют ряд параметров речевого сигнала. Наибольший интерес представляет параметр truth stress. Причем, любопытно то, что многократная обработка одной и той же записи не давала идентичных результатов. При практическом использовании детектора лжи выполняется предварительное тестирование программы. В начале каждого теста на выявление лжи предусмотрен этап обучения. Необходимо, чтобы на данном этапе испытуемый говорил исключительно правду. Экспериментальная проверка программы включала этап обучения на тональном сигнале с частотой 400 Гц. В качестве «лживого» для принятия решения подавался сигнал с частотой 12 Гц. На начальной стадии эксперимента программа принимала решение о наличии «лжи», однако через некоторое время принималось противоположное решение на основании данных параметра truth stress. Причем во время всего эксперимента сигнал был постоянным – 12 Гц. По всей видимости разработчики, при создании алгоритма программы, посчитали, что говорить исключительно ложь человек не может.

[Казаков Владимир]

Потенциальным потребителям речевых детекторов лжи стоит обратить внимание на следующий существенный аспект: все производители программных детекторов лжи по речевому сигналу заявляют об их одинаковой эффективности работы на материалах зарегистрированных как с выхода микрофона так и при работе на телефонных линиях. В то же время не требует доказательств тот факт, что надежность полученных результатов во многом определяет качество зарегистрированного речевого сигнала. Кроме того, стресс у человека может вызвать высокий уровень шума, физическая и умственная усталость, страх, боль, психологическое напряжение и многое другое. По ряду публикаций известно, что в 1994 году НАТО инициировало проект «Speech under stress»; создана исследовательская группа, перед которой была поставлена задача определения параметров речевого сигнала, подверженных влиянию стресса. Кроме того планировалось проведение исследований, по оценке влияния параметров речевого сигнала, измененных стрессом, на работу систем распознавания и идентификации речи. Для решения поставленных задач были собраны базы данных записей речевого сигнала, подверженного стрессу. Примером такой базы данных может служить SUSC–0/1 (Speech under Stress Conditions), она содержит записи переговоров пилотов–истребителей США во время боевых вылетов, когда жизням летчиков угрожала реальная опасность. Рассмотрим параметры, по которым можно судить о стрессе. Интенсивность речевого сигнала увеличивается, когда человек говорит в шумах, испытывает гнев по отношению к чему–либо или истощен физически. Помимо этого изменяются частота основного тона, положение формант и продолжительность пауз между словами. Это так называемые линейные параметры речевого сигнала. Также используются и нелинейные параметры – TEO (Teager Energy Operator), MFCC (Mel–frequency cepstral coefficients). Возможно, используя данные параметры речевого сигнала, можно будет построить систему, способную определить стрессовое состояние человека, вызванное ложью. Итак, задача определения изменений в речевом сигнале, вызываемых стрессом, остается весьма актуальной. На современном этапе системы детекции лжи по голосу далеки от совершенства, а системы распознавания и идентификации речи еще не учитывают подобных изменений речевых параметров. В заключение следует отметить, что речевой сигнал действительно содержит информацию об эмоциональном состоянии человека. Для того чтобы научиться ее выделять, необходимо проведение дополнительных исследований. На начальном этапе требуется определить набор параметров речевого сигнала, «отвечающих» за эмоции диктора, а затем разработать методы, позволяющие с той или иной степенью надежности судить о его эмоциональном состоянии.

[Казаков Владимир]

Что же касается устройств VSA, то они далеки от совершенства, однако, несмотря на это, с каждым годом завоевывают все большую популярность у массового потребителя во всем мире. Строго говоря, классические полиграфы – это уже прошлое. Сейчас интенсивно развиваются новые методики распознавания лжи. Они связаны со сложным компьютерным анализом видеосъемки лица и записи речи. Однако, на сегодняшний день ни одна из существующих систем не предназначена для работы с русским языком. Думается, что это временное явление. А вот методы анализа лицевой экспрессии для России вполне актуальны и сейчас. Теоретическая основа анализа – система кодирования активности лицевых мышц FACS Пола Экмана учитывает национальные и культурные отличия. Чисто технически методика исследования выглядит так. Допрашиваемый усаживается в кресло. На него под разными углами направляется от одной до пяти видеокамер. После ответа на интересующие вопросы проводится анализ видеосъемки. Выделяются индивидуальные лицевые паттерны различных эмоций, что позволяет судить об истинном отношении обследуемого к тем или иным фактам. Точность подобного анализа на наиболее продвинутых системах достигает 99,999%. Распространение этой технологии пока сдерживает только высокая стоимость профессиональной аппаратуры и программного обеспечения, но цены за последние два года стремительно падают... В перспективе ученые говорят и о таком методе, как психозондирование (прямое сканирование памяти). Сейчас с помощью систем широкополосной магнитоэнцефалографии можно получать массу информации о функционировании памяти человека. Удалось доказать голографическую организацию матриц памяти. Большинство серьезных нейрофизиологов считают, что пока не хватает только компьютерных мощностей для расшифровки получаемой информации. Но существующие темпы роста производительности компьютерных систем позволяют уверенно говорить, что психозондирование – вопрос ближайших 10–15 лет. С одной стороны, это позволит избежать осуждения невиновных, с другой – тайна личной жизни уже не будет ничего значить.

[Казаков Владимир]

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, результаты проведенного исследования позволяют прийти к следующим выводам: Ложь – одно из тех негативных явлений, которое пронизывает процессуальную деятельность. Источниками лжи являются чаще всего подозреваемые, обвиняемые и свидетели. Однако, иногда лгут и потерпевшие, а также эксперты. Причем ложь бывает сознательной, преднамеренной (дезинформацией), и непреднамеренной (заблуждением). В литературе встречаются и иные, более подробные классификации лжи. Взятое само по себе тот или иной признак лжи не во всех случаях одинаково свидетельствует о ней. Возможны и иные объяснения того, что в словах и других проявлениях активности допрашиваемого насторожило следователя. Поэтому, чтобы исключить ошибку в распознавании лжи, следует ориентироваться на несколько взаимосвязанных, взаимодополняющих признаков. Причем ограничиваться при этом только соответствующими признаками сиюминутной речевой активности явно недостаточно. Точность диагностики существенно возрастает в том случае, когда результаты наблюдения за вербальными коммуникациями сравниваются с результатами наблюдения за протекающими синхронно невербальными коммуникациями подсознательного типа. Результаты теоретико–прикладных исследований, проводимых с конца XIX и до конца XX в. свидетельствуют о научной обоснованности и эффективности применения инструментального психофизиологического метода выявления возможно скрываемой информации в раскрытии преступлений. Событие преступления, преступные действия правонарушителей отражаются в материальном мире в виде материальных и идеальных следов (в виде мысленных образов, отраженных в сознании конкретных субъектов), поэтому следы преступлений не могут быть рассмотрены в изоляции от человеческой психики, особенностей его интеллектуальной, эмоциональной и волевой сфер. Благодаря своему аффективному характеру преступление порождает сильное эмоциональное возбуждение, что способствует сохранению воспоминаний о совершенном преступлении в памяти лица, участником, очевидцем которого оно являлось. Эмоциональное возбуждение, которое опрашиваемое лицо пережило, можно искусственно активизировать в его сознании и зарегистрировать, предъявляя разнообразные значимые раздражители (вопросы, вещественные доказательства и т. п.), даже против воли субъекта ввиду того, что посредством центральной нервной системы осуществляется отражение внешних раздражителей в виде ее возбуждения и ответной реакции организма на предъявленные раздражители в виде изменений физиологических процессов. Эмоциональное возбуждение выражается в изменениях физиологических функций организма: электрической активности кожи, дыхания, частоты сердечных сокращений, артериального давления, плетизмограммы и т.д. и представляют собой психофизиологическую информацию, которую можно фиксировать и объективно измерять инструментальными методами. Регистрируя изменения функционирования определенных органов (физиологические проявления эмоционального напряжения), мы можем обнаружить соответственно и изменения в эмоциональной напряженности опрашиваемого. В связи с этим можно говорить о физиологических проявлениях эмоций, их субъективно–объективном характере.

[Казаков Владимир]

Принципиальная возможность получения от человека достоверной информации обусловливается тем, что, несмотря на всеобщее, неотъемлемое свойство материи изменяться, изменению (забыванию) подвергается не вся информация, а лишь эмоционально не окрашенная (не значимая для субъекта). При детекции лжи важен анализ речевых и неречевых форм поведения. О речевой деятельности можно говорить только в тех случаях, когда устанавливается связь между артикулированным словом и смыслом. Подлинное познание личности основано на диалогическом проникновении следователя во внутренний мир своего партнера. В процессах речевого общения следователь и участник следственного действия постоянно оказывают друг на друга психическое воздействие, сообщают о своих психических состояниях, обмениваются самой разнообразной, часто неконтролируемой информацией. Особенно это относится к ситуациям, носящим экстремальный характер. Анализ интонаций речи участника следственного действия также дает значительную информацию следователю. Интонация – это ритмико–мелодическая сторона речи, чередование повышений и понижений голоса; тон и манера произношения слов, выражающие чувство, отношение говорящего к предмету речи. Если интерпретировать интонационную направленность речи, то можно выделить три ее стороны: информационную, выразительную и волеизъявительную. При анализе речевых средств можно попытаться интерпретировать психическое состояние говорящего, его эмоциональное отношение к теме разговора, к собеседнику, а также к средствам контроля, который он должен выполнять по отношению к себе. Вместе с тем важен анализ того, какими средствами участник следственного действия пытается оказать воздействие на другого в целях изменения его позиции. Поэтому можно подвергнуть анализу и эффект воздействия одного человека на другого. Он может «измеряться» изменением позиции личных целей, установок, системы отношений, внешних форм деятельности и т.д., которые произошли после речевых и неречевых воздействий одного участника следственного действия на другого. По волеизъявительной стороне речи можно определить, насколько выражена воля говорящего, или же ему навязана чья–то воля. Волеизъявительной стороне речи (например, обвиняемого) должен соответствовать мотив его речевой деятельности во время допроса. Темп речи характеризуется изменчивостью и является показателем эмоционального состояния говорящего. Вялая, неэмоциональная речь участника следственного действия свидетельствует о его безразличии к излагаемой информации. Это более характерно для незаинтересованных свидетелей, которых событие преступления не взволновало. Довольно часто именно эти свидетели дают полную и исчерпывающую информацию о расследуемом событии. Тембр голоса – это окраска, характер звука голоса, в котором говорящий также выражает свое отношение к теме разговора и излагаемой информации. Словесное оформление речи характеризуется лексическими, грамматическими, синтаксическими и стилистическими признаками. Лексические признаки свидетельствуют об образовании, навыках речевой деятельности, профессии, принадлежности к определенной социальной группе.

[Казаков Владимир]

Интерпретации подвергаются неречевые средства общения: 1. Мимика (особенности эмоциональных состояний, проявляющихся в деятельности мышц лица). 2. Пантомимика (жесты в сочетании с мимикой, особенности походки и осанки при речевой деятельности). Жесты могут дополнять и иллюстрировать речевые сообщения, а также играть самостоятельную роль, отражая эмоциональные, волевые состояния человека в периоды, когда человек не говорит. 3. Тактильные действия, сопровождающие речевую деятельность (прикосновения, движения рук и ног, манипуляция предметом и т.д.) и свидетельствующие об эмоциональном состоянии. 4. Вегетативные проявления, сопровождающие речевую деятельность человека, свидетельствующие об эмоциональном состоянии говорящего (покраснение, побледнение, пот на лице и т.д.). 5. Аранжировка окружающего пространства (выделение говорящим сюжетного центра в окружающем пространстве, привлечение внимания к какимто предметным комплексам). В каждом из названных средств общения в той или иной степени отражается психологический портрет человека. Подвергая анализу используемые человеком средства общения, можно сделать профессионально значимые выводы о направленности партнера по общению, о его волевых качествах. Правовая модель технологии (механизма) проверки достоверности до*казательств, предусмотренная статьей 87 УПК России, предполагает осуще*ствление этой деятельности путем: 1) сопоставления их с другими доказа*тельствами, имеющимися в уголовном деле; 2) установления источников до*казательств; 3) получения иных доказательств, подтверждающих или опро*вергающих проверяемое доказательство. Данная модель выступает в качестве ориентира и для проверки досто*верности иных видов уголовно–релевантной информации, как в режиме про*цессуального доказывания, так и за его пределами, в частности, на пути от повода к основанию возбуждения уголовного дела. Существуют и ведомственные нормативные акты, регулирующие деятельность по применению инструментальных средств установления лжи – например – Приказ МВД России от 27.12.1994 г. № 437 Инструкция «О порядке использования полиграфа при опросе граждан». Ситуация в области правового регулирования применения опросов с использованием полиграфа существенным образом меняется в 1992 году в связи со вступлением в силу Закона «Об оперативно–розыскной деятельности в Российской Федерации» (далее – Закон об ОРД). Вместе с тем существующая в настоящее время правовая база применения полиграфа недостаточна для дальнейшего расширения использования этого метода в правоохранительной сфере. Главной задачей на современном этапе развития «проблемы полиграфа» в России, является научно–обоснованное, а не формальное включение опросов с использованием полиграфа в систему методов и средств отечественной криминалистики. По данному вопросу и в зарубежной и отечественной науке имеется масса литературных источников, где выражены зачастую полярные мнения – от абсолютного принятия до категорического отрицания полиграфа. Общие моменты, к которым приходят специалисты: 1. С помощью полиграфа возможно определить психофоизиологические реакции, сопутствующие лжи; 2. При тестировании на полиграфе фиксируется определенный процент ошибок; 3. Полиграф возможно использовать в оперативно–розыскной деятельности («полицейском расследовании»); 4. Полиграф возможно использовать в работе с кадрами. Исходя из сказанного, мы считаем, что: А) применение полиграфа в процессуальной деятельности при современном состоянии технических, методологических и правовых вопросов – проблематично; Б) использование полиграфа при производстве судебно–психологической экспертизы возможно лишь как одно из средств, применяемых для повышения достоверности иных методов; В) помимо сугубо оперативно–розыскного применения полиграфа, следует более широко использовать данный метод в кадровой работе государственных органов, например, не только при периодически проводимом тестировании государственных служащих, имеющих допуск к важным источникам информации и принятию ключевых решений, но и, в том числе, при проверке кандидатов в депутаты (депутатов) разных уровней – конечно–же, при соблюдении определенных разумных ограничений. В данном случае важно, чтобы был общественный (в том числе – международный) контроль за ходом и результатами таких испытаний.

[Казаков Владимир]

Проблема противодействия лжи генетически связана и является составной частью достаточно давно разрабатываемой в криминалистике проблеме противодействия расследованию. Недостаточно эффективное преодоление противодействия рассле*дованию – одна из причин качественного и количественного ухудшения показателей деятельности правоохранительных органов. Этим же мож*но объяснить и высокий уровень латентной (скрытой) преступности в стране. Следует отметить, что при осуществлении преступником «внутреннего» противодействия расследованию очень сильна психологическая составляющая – широко используется ложь, обман, введение в заблуждение. Тактические приемы изобличения лжи по своему характеру и направленности могут быть разделены на три группы: приемы эмоционального воздействия, приемы логического воздействия, тактические комбинации. Приемы эмоционального воздействия. К их числу при изобличении свидетеля и потерпевшего относятся: убеждение в неправильности занятой позиции; разъяснение вредных последствий для близких лиц из числа потерпевших, подозреваемых, обвиняемых; воздействие на положительные стороны личности допрашиваемого – чувство собственного достоинства, благородство, идейность и т.п. Приемы логического воздействия заключаются в демонстрации несоответствия показаний действительности. Приемы логического воздействия с успехом могут быть использованы и в случаях так называемой «пассивной лжи» допрашиваемого и весьма эффективны и при разоблачении ложного алиби. Тактические комбинации. Под тактической комбинацией при допросе понимается создание ситуации, рассчитанной на неправильную оценку ее допрашиваемым, что объективно приводит к его изобличению. Тактические комбинации не следует смешивать с обманом допрашиваемого. Обман – это сообщение ложных сведений или извращение) истинных фактов. Тактические комбинации – это создание ситуации на основе истинных фактов, которые могут быть двояко – правильно или неправильно – истолкованы самим допрашиваемым. Тактическими средствами возможно, также, изобличение самооговоров и инсценировок.

[Казаков Владимир]

Весьма интересным методом выявления лжи, получающим все большее распространение и в следственной практике, является нейролингвистическое программирование (НЛП), которое представляет собой относительно новое направление в практической психологии, позволяющее повысить свою профессиональную и личностную эффективность людям, работающим в таких областях, как бизнес, медицина, образование, практическая психология. К инструментальным средствам изобличения лжи относится полиграф, который представляет собой компьютер, к которому подключены датчики. С их помощью происходит измерение и фиксирование ряда физиологических показателей, относящихся к деятельности вегетативной нервной системы. Достоверность полиграфа напрямую связана с количеством фиксируемых параметров: чем больше, тем достовернее. При принятии решения учитывается весь их комплекс в совокупности с индивидуальными особенностями испытуемого. Специалисты считают, что нет прямой связи между физиологическими показателями и искренностью человека. «Детектор лжи» регистрирует степень волнения проверяемого, но не в состоянии определить истинную причину фиксируемых прибором изменений. Решающее слово всегда остается за полиграфологом. Однако, информация, которую можно получить посредством «детектора лжи» – полиграфа на сегодняшний день имеет пускай и высокую, но не стопроцентную степень достоверности (около 97%). Поэтому говорить о том, что криминалистическая полиграфология может считаться традиционным направлением криминалистики, по нашему мнению преждевременно, т.к. не выполняется критерий однозначности и полноты получаемых посредством последнего данных. В тоже время, думается, что с развитием инструментария данного направления криминалистической техники и приближения достоверности получаемых данных к стопроцентным будет возрастать и его роль в раскрытии и расследовании преступлений, и, возможно, что некоторые приемы криминалистической тактики, например, связанные с допросом, станут второстепенным средством получения информации у очевидцев и подозреваемых (обвиняемых). Следует надеяться, что при наличии убедительных данных технических средств и законодатель пойдет навстречу требованиям практики. Перспективы в развитии таких средств существуют – так в последнее время речевые детекторы лжи находят все большее применение в повседневной деятельности правоохранительных органов. В настоящее время интенсивно развиваются новые методики распознавания лжи. Они связаны со сложным компьютерным анализом видеосъемки лица и записи речи. Используются, также, методы анализа лицевой экспрессии. Активно развивается и метод психозондирования (прямого сканирования памяти). Сейчас с помощью систем широкополосной магнитоэнцефалографии можно получать массу информации о функционировании памяти человека. Удалось доказать голографическую организацию матриц памяти. Существующие темпы роста производительности компьютерных систем позволяют уверенно говорить, что психозондирование – вопрос ближайших 10–15 лет.

[Казаков Владимир]

Следовательно, возможности детекции лжи связаны с тем обстоятельством, что мозг человека, дающего заведомо ложную информацию, не в состоянии справиться со стрессом, который и возможно зафиксировать как средствами непосредственного наблюдения, так и инструментальными методами. Причем в криминалистике разработаны приемы активизации проявления лжи и её использования в целях расследования преступлений. Решению данной задачи способствует и то обстоятельство, что развитие инструментальных средств определения психологического стресса человека, по прогнозам специалистов, позволит в ближайшие годы устанавливать с точностью приближающейся к практической достоверности наличие факта лжи в показаниях лица, причем данные средства, возможно, будут безконтактными. Применение данных средств окажет влияние и на развитие методов криминалистической тактики и именно в данном направлении мы видим одну из значимых перспектив развития современной криминалистики.

[Казаков Владимир]

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1. Официально– документальные материалы 1.1. Конституция Российской Федерации // Российская газета. – 1993. – 25 дек. 1.2. Федеральный закон «О государственной судебно– экспертной деятельности в Российской федерации» от 31.05.2001 г. № 73– ФЗ // Российская газета. – 2001. – 5 июня. 1.3. Гражданский процессуальный кодекс. – М., 2005. 1.4. Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях. – Екатеринбург, 2005. 1.5. Уголовный кодекс Российской Федерации. – М., 2005. 1.6. Уголовно– процессуальный кодекс РСФСР. – М., 1996. 1.7. Уголовно– процессуальный кодекс РСФСР. С постатейными материалами. – М., 2000. 1.8. Уголовно– процессуальный кодекс Российской Федерации. – М., 2005. 1.9. Приказ МВД № 261 от 1 июня 1993 г. «О повышении эффективности экспертно– криминалистического обеспечения деятельности органов внутренних дел Российской Федерации». 1.10. Приказ МВД России от 27.12.1994 г. № 437 Инструкция «О порядке использования полиграфа при опросе граждан».

[Казаков Владимир]

2. Книги и монографии 2.1. Аверьянова Т.В., Белкин Р.С., Корухов Ю.Г., Россинская Е.Р. Криминалистика. Учебник для вузов / Под ред. Заслуженного деятеля науки Российской Федерации, проф. Р.С.Белкина. – М.: Издательская группа НОРМА– ИнфРА.М, 2005. 2.2. Бахин В.П. и др. Допрос на предварительном следствии. – Алматы, 1999. 2.3. Баев О.Я. Основы криминалистики: Курс лекций. – М.: Экзамен, 2001. 2.4. Баев О.Я. Тактика следственных действий. – Воронеж, 1992. 2.5. Белкин Р.С. Курс криминалистики: Учеб. Пособие для вузов. – 3– е изд., дополненное. – М.: ЮНИТИ– ДАНА, Закон и право, 2001. 2.6. Белкин Р.С. Криминалистика: проблемы сегодняшнего дня. Злободневные вопросы российской криминалистики. – М.: НОРМА– ИНФРА.М, 2001. 2.7. Белкин Р.С. «Противодействие расследованию и пути его преодоления криминалистическими и оперативно–розыскными средствами и методами» // Криминалистическое обеспечение деятельности криминальной милиции органон предва*рительного расследования / Под ред. Т.В. Аверьяновой, Р.С. Белкина. М., 1997. 2.8. Белкин Р.С., Винберг А.И. История советской криминалистики: этап возникновения и становления науки (1917 – 1930 годы): Учебное пособие. – М., 1982. 2.9. Белкин Р.С., Винберг А.И. История советской криминалистики формирование частных криминалистических теорий (1940– е – 1950– е годы): Учебное пособие. – М., 1983. 2.10. Богомолова С.Н., Образцов В.А. Когнитивное интервью как метод криминалистического познания // Труды МГЮА, № 3. – М., 1998. 2.11. Бодалев А.А. Восприятие человека человеком. М., 1965. 2.12. Васильев А. Н., Карнеева Л. М. Тактика допроса при расследовании преступлений. М., 1970. 2.13. Вещественные доказательства: Информационные технологии процессуального доказывания / Под общ. ред. В.Я.Колдина. – М.: Норма, 2002.

[Казаков Владимир]

2.14. Винберг Л.А. Совершенствование деятельности судебно– экспертных учреждений по технико– криминалистическому обеспечению раскрытия и расследования преступлений: Учебное пособие. – М., 1988. 2.15. Винберг А.И., Малаховская Н.Т. Судебная экспертология (общетеоретические и методологические проблемы судебных экспертиз): Учебное пособие. – Волгоград: НИиРИО 1979. 2.16. Виниченко И.Ф., Житников В.С., Зинин А.М., Овсянникова М.Н., Снетков В.А. Криминалистическое описание внешности человека. Учебное пособие / Под общей редакцией д– ра юрид. наук, проф. В.А.Снеткова. – М.: МЮИ МВД России, Щит– М, 1999. 2.17. Волынский В.А., Криминалистическая техника: наука– техника– общество– человек. – М.: Юнити, Закон и право, 2000. 2.18. Волынский В.А. Технико– криминалистическое обеспечение раскрытия и расследования преступлений: Пособие – М.: ВНИИ МВД РФ, 1994. 2.19. Головин А.Ю. Теория и практика классификационных исследований в криминалистической науке. – Тула, 2000. 2.20. Горский Г.Ф., Кокорев Л.Д., Котов Д.П. Судебная этика. Воронеж, 1973. 2.21. Грамович Г.И. Основы криминалистической техники: (Процессуальные и криминалистические аспекты). – Минск: Выш. школа, 1981. 2.22. Грамович Г.И. Тактика использования специальных познаний в раскрытии и расследовании преступлений. – Минск, 1987. 2.23. Диденко Ф.К. Применение научно– технических средств и методов при осмотре места происшествия. – Ярославль: Верхне– Волжское книжное издательство, 1989. 2.24. Закатов А.А. Ложь и борьба с нею. – Волгоград, 1984.. 2.25. Зорин Г.А. Криминалистическая методология. – Минск, 2000. 2.26. Зуев Е.И. Непроцессуальная помощь сотрудника криминалистического подразделения следователю. – М., 1975. 2.27. Ищенко П.П. Специалист в следственных действиях: (Уголовно– процессуальные и криминалистические аспекты). – М.: Юрид. лит., 1990. 2.28. Ищенко П.П. Получение розыскной информации в ходе предварительного исследования следов преступления. – М., 1994.

[Казаков Владимир]

2.29. Карагодин В.Н. Преодоление противодействия предварительному расследованию. – Свердловск, 1992. 2.30. Кандыба В. Криминальный гипноз. – СПб., 1999. 2.31. Ковалев. А. Г. Психология личности. М., 1967. 2.32. Комаров С.А. Общая теория государства и права. – М.: 1996. 2.33. Комиссарова Я.В, В.В.Семенов Особенности невербальной коммуникации в ходе расследования преступлений. М.: Издательство «Юрлитинформ», 2004. 2.34. Корниенко Н.А. Следы человека в криминалистике. – СПб: Питер, 2001. 2.35. Корухов Ю.Г. Криминалистическая диагностика при расследовании преступлений: Научно– практическое пособие. – М.: НОРМА– ИНФРА.М, 1998. 2.36. Коршик М.Г, Степичев С.С. Изучение личности обвиняемого на предварительном следствии. М., 1969. 2.37. Криминалистическое обеспечение деятельности криминальной милиции и органов предварительного расследования: Учебник / Под ред. проф. Т.В.Аверьяновой и проф.Р.С.Белкина. – М., 1997. 2.38. Кручинина КВ., Шиканов В.И. Алиби. – Иркутск, 1992. 2.39. Криминалистическое обеспечение предварительного расследования: Учебное пособие / под. ред. В.А. Образцова. – М., 1992. 2.40. Криминалистические экспертизы, выполняемые в органах внутренних дел: Справочное пособие. – 2– е изд., перераб. и доп. / Под ред. И.Н. Кожевникова, В.Ф.Статкуса, М.: ЭКЦ МВД России, 1992. 2.41. Криминология / Под ред. А.И. Долговой. М.: НОРМА–ИНФРА–М., 2001. 2.42. Лисиченко В.К., Циркаль В.В. Использование специальных знаний в следственной и судебной практике: Учебное пособие. – Киев: КГУ, 1987. 2.43. Махов В.Н. Использование знаний сведущих лиц при раскрытии и расследовании преступлений. – М.: Издательство Российского университета дружбы народов, 2000. 2.44. Мельникова Э.Б. Участие специалистов в следственных действиях. – М.: Юрид лит., 1964. 2.45. Назначение и производство судебных экспертиз: Пособие для следователей, судей и экспертов. – М., Юрид. лит., 1988. 2.46. Ниренберг Д., Калеро Г. Как читать человека. – М., 1996. 2.47. Образцов В.А., Богомолова С.Н. Криминалистическая психология: Учеб. пособие для вузов. – М.: ЮНИТИ–ДАНА, Закон и право, 2002. 2.48. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. – 4– е изд., доп. – М.: Азбуковник, 1999. 2.49. Осмотр места происшествия: Учебное пособие / под ред. В.Ф.Статкуса. – М., 1995. 2.50. Пахомов А.В. Коллекции в правоохранительных органах России. – М.: Юрлитинформ, 2001. 2.51. Пиз А. Язык телодвижений. – М., 1992. 2.52. Поврезнюк Г.И. Криминалистические методы и средства установления личности в процессе расследования преступлений. По материалам стран СНГ, М.: издательство «Юрлитинформ», 2005. 2.53. Протасевич А.А., Образцов В.А., Богомолова С.Н. и др. Монологи. Криминалисты о своей науке, призванной адекватно противостоять современной преступности. – Иркутск– Москва, 1999. 2.54. Протасевич А.А., Степаненко Д.А., Шиканов В.И. Моделирование в реконструкции расследуемого события. – Иркутск, 1997. 2.55. Рамшивили Т. С. Автоматическое опознание говорящего по голосу. – М., 1981. 2.56. Ратинов А.Р. Судебная психология для следователей. – М., 1967. 2.57. Ратинов А., Адамов Ю. Лжесвидетельство. М., 1976. 2.58. Селиванов НА., Соя–Серко ЛЛ Убийство. Как его раскрыть. – М., 1994. 2.59. Сидоров В.Е. Начальный этап расследования организация, взаимодействие, тактика. – М.: Российское право, 1992. 2.60. Скорченко П.Т. Криминалистика. Технико– криминалистическое обеспечение расследования преступлений: Учебное пособие. – М.: Былина, 1999. 2.61. Скотникова Т.А. Самооговор. – М., 1972. 2.62. Следственные действия /Под ред. В.А. Образцова. – М., 1999. 2.63. Следы на месте происшествия: Справочник следователя // Под. ред. В.Ф.Статкуса. – М.,1991.

[Казаков Владимир]

2.64. Советский энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1989. 2.65. Соловьев А.Б. Процессуальные, психологические и тактические основы допроса.– М.: Юрлитинформ, 2002. 2.66. Сорокотягин И.Н. Использование специальных познаний при раскрытии и расследовании преступлений: Учебное пособие. – Свердловск: УрГУ, 1978. 2.67. Справочная книга криминалиста / Рук. авт. колл. и отв. ред. – д– р юрид. наук, профессор, Заслуженный деятель науки Российской Федерации Н.А.Селиванов. – М.: НОРМА, 2001. 2.68. Справочник эксперта– криминалиста. – М.: Юриспруденция, 2001. 2.69. Справочник следователя: Вып. Третий: (Практическая криминалистика: подготовка и назначение судебных экспертиз). – М.: Российское право, 1992. 2.70. Судебно– портретная экспертиза: Методическое пособие // Информационный бюллетень Следственного комитета при МВД РФ. – 2000. – № 4(105). 2.71. Тактика использования специальных знаний в раскрытии и расследовании преступлений: Учебное пособие. – Минск, 1987. 2.72. Теория и практика судебной экспертизы. – СПб.: Питер, 2003. 2.73. Трухачев В.В. Криминалистический анализ со*крытия преступной деятельности. – Воронеж, 2000. 2.74. Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. – 6– е изд., перераб. и доп.. – М.: Политиздат, 1991. 2.75. Фрай О. Детекция лжи и обмана. – СПб.: Прайм–ЕВРОЗНАК, 2005. 2.76. Холодный Ю.И. Применение полиграфа при профилактике, раскрытии и расследовании преступлений: (Генезис и правовые аспекты): Монография. – М.: Мир безопасности, 2000. 2.77. Хрусталев В.Н., Трубицын Р.Ю. Участие специалиста– криминалиста в следственных действиях. – СПб.: Питер, 2003. 2.78. Эксперт: Руководство для экспертов органов внутренних дел / Под ред. Т.В.Аверьяновой Т.В., В.Ф.Статкуса. – М.: КноРус, Право и Закон, 2003. 2.79. Энциклопедия судебной экспертизы / Под ред. Т.В.Аверьяновой, Е.Р.Россинской. – М.: Юристъ, 1999. 2.80. Яковлев А.М. Борьба с рецидивной преступностью. М., 1964.

[Казаков Владимир]

3. Статьи 3.1. Зинин А.М. Субъективные отображения внешности человека // 50 лет НИИ криминалистики: Сб. науч. тр. – М.: ЭКЦ МВД России, 1995. 3.2. Зотов А.Б., Буданов С.А. Проблемы применения методов психологии при изготовлении субъективных портретов // 50 лет НИИ криминалистики: Сб. науч. тр. – М.: ЭКЦ МВД России, 1995. 3.3. Ильичев В.А., Тяптин В.Д. Некоторые вопросы применения полиграфных устройств в раскрытии преступлений // Проблемы использования нетрадиционных методов в раскрытии преступлений: Сб. науч. тр. – М., 1993. 3.4. Ищенко Е.П. Классификация научно– технических средств, используемых на предварительном следствии // Теория и практика собирания доказательственной информации техническими средствами на предварительном следствии. – Киев, 1980. 3.5. Карагодин В.П. «Вопросы информационного обеспечения расследования в условиях противодействия заинтересованных лиц» // Проблемы программирования, организации и информационного обеспечения предварительного следст*вия. – Уфа, 1989. 3.6. Карлин И.П., Зернов С.И., Статкус В.Ф. Регистрационная паспортизация методик экспертных исследований // Экспертная практика. – 1999. – № 46. 3.7. Образцов В.А., Насонов С.А., Рзаев Т.Ю. Криминалистическое наблюдение как метод собирания ориентирующей информации по уголовным делам // Труды МГЮА, № 2. – М., 1997. – С. 227–243. 3.8. Платонов К., Сейненский А. Методы изучения личности заключенного. «К новой жизни», 1964, № 9. 3.9. Противодействие предварительному расследовании): понятие и классификация //Воронежские криминалистические чте*ния. Вып. 3 под ред. О.Я. Баева –Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 2002. – С. 137–145 3.10. Россинская Е.Р. Совершенствование подготовки кадров как одно из основных условий повышения эффективности использования научно– технических средств в раскрытии и расследовании преступлений // Проблемы Технико– криминалистического обеспечения раскрытия и раскрытия и расследования преступлений: Материалы научно– практической конференции. – М., 1994. 3.11. Ростов М.Н. Некоторые аспекты обоснования объективной необходимости «эксперта– интегратора» // Актуальные проблемы теории и практики судебной экспертизы: Сб. науч. тр. – М., 1989. 3.12. Светлаков Е.М. О производстве криминалистических экспертиз на месте происшествия // Теория и практика криминалистической и судебной экспертизы. – Саратов: Изд– во Сарат. ун– та, 1989. 3.13. Статкус В.Ф., Кошелева Л.И., Стегнова Т.В., Зернов С.И., Королева Л.И. Процессуальные и методические проблемы составления заключения эксперта // 50 лет НИИ криминалистики: Сб. науч. тр. – М.: ЭКЦ МВД

[Казаков Владимир]

4. Авторефераты и диссертации 4.1. Абакиров К.Ю. Процессуальные и организационные проблемы применения специальных познаний при производстве судебных экспертиз: Автореф. дис... канд. юрид. наук. – М., 2000. 4.2. Аверьянова Т.В. Методы судебно– экспертных исследований и тенденции их развития: Автореф. дис...д– ра юрид. наук. – М., 1994. 4.3. Белюшина О.А. Правовое регулирование и методика применения полиграфа в раскрытии и расследовании преступлений: Автореф. дис... канд. юрид. наук. – М., 1998. 4.4. Бондарь М.В. Экспертная методика как одна из основных категорий общей теории и практики судебной экспертизы: Автореф. дис... канд. юрид. наук. – Киев, 1992. 4.5. Волынский А.Ф. Концептуальные основы технико– криминалистического обеспечения раскрытия и расследования преступлений: Диссертация в виде научного доклада... д– ра юрид. наук. – М., 1999. 4.6. Волынский В.А. Закономерности и тенденции развития криминалистической техники: (Исторический, гносеологический и социальный аспект проблемы): Автореф. дис... д– ра юрид. наук. – М., 2001. 4.7. Демидов Н.Н. Изучение личности преступника в процессе расследования, Автореф. дисс… канд. юрид. наук, Волгоград 2003. 4.8. Кирвель В.К. Теоретико–правовые и организационные аспекты применения полиграфа в раскрытии преступлений: Автореф. дис... канд. юрид. наук. – Минск, 2004. 4.9. Колдин А.В. Процессуально–криминалис� �ические проблемы исследования источников информации: Автореф. дис... канд. юрид. наук. – Нижний Ногород, 2005. 4.10. Коновалов С.И. Теоретико–методологическ� �е основы криминалистики: современное состояние и проблемы развития: Автореф. дис... д– ра юрид. наук. – М., 2001. 4.11. Корнеева И.Л. Методологические основы криминалистической экспертизы: Автореф. дис... канд. юрид. наук. – М., 1970. 4.12. Кручинина Н.В. Основы криминалистического учения о проверке достоверности уголовно–релевантной информации: Автореф. дис... д– ра юрид. наук. – М., 2003. 4.13. Кустов А. М. Механизм деятельности по противодействию расследованию // Актуальные проблемы криминалистического обеспечения расследования преступлений: Труды Академии МВД РФ. – М., 1996,– С. 54–55. 4.14. Макеева Н.В. Становление и тенденции развития экспертно– криминалистической службы органов внутренних дел: Автореф. дис... канд. юрид. наук. – М.,1999. 4.15. Мальцев В.В. Нетрадиционные методы исследований в криминалистике: Автореф. дис... канд. юрид. наук. – Владивосток, 2001. 4.16. Ростовцев А.В. Правовые, организационные и методические вопросы использования ЭВМ при производстве судебных физических и химических экспертиз: Автореф. дис... канд. юрид. наук. – М.,1995. 4.17. Симакова Е.С. Отражение в почерке психологических свойств и состояний личности (криминалистический, уголовно–процессуальный и психологический аспекты), Автореф. дисс… канд. юрид. наук, Томск, 2003. 4.18. Сорокина Т.А. Тактико–психологические приемы получения,проверки и оценки показаний свидетелей и потерпевших, Автореф. дисс… канд. юрид. наук, СПб., 2001.

[Казаков Владимир]

4.19. Стулин О.Л. Тактические основы преодоления умышленного противодействия расследованию преступле*ний: Автореф. дис.канд. юрид. наук.– СПб., 1999. 4.20. Топорков А.А. Проблемы совершенствования традиционных, разработки и внедрения новых криминалистических концепций, методов, рекомендаций: Диссертация в виде научного доклада ... д– ра юрид. наук. – М., 2001. 4.21. Тригулова А.Х. Экспертное исследование как процесс познания: Автореф. дис... канд. юрид. наук. – Харьков, 1987.


См.: Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. – 6–е изд., перераб. и доп.. – М.: Политиздат, 1991, С.228–229. [2] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref2) См. Фрай О. Детекция лжи и обмана. – СПб.: Прайм–ЕВРОЗНАК, 2005, С.29–31. [3] См.: Образцов В.А., Богомолова С.Н. Криминалистическая психология: Учеб. пособие для вузов. – М.: ЮНИТИ–ДАНА, Закон и право, 2002, С.419–440.
[4] См.: Зорин Г.А. Криминалистическая методология. – Минск, 2000, С.356–380. [5] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref5) См.: .Комиссарова Я.В, В.В.Семенов Особенности невербальной коммуникации в ходе расследования преступлений. М.: Издательство «Юрлитинформ», 2004, С.113–114. [6] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref6) Комиссарова Я.В, В.В.Семенов Указ. соч., С.103. [7] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref7) См.: Фрай О. Детекция лжи и обмана. – СПб.: Прайм–Еврознак, 2005, С.266. [8] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref8) См. Фрай О. Указ. соч., С.266. [9] Карагодин В.Н. Преодоление противодействия предварительному расследованию. – Свердловск, 1992. [10] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref10) Противодействие предварительному расследовании): понятие и классификация //Воронежские криминалистические чте*ния. Вып. 3 под ред. О.Я. Баева –Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 2002. – С. 137–145 [11] Кустов А.М. Механизм деятельности по противодействию расследованию // Актуальные проблемы криминалистического обеспечения расследования преступлений: Труды Академии МВД РФ. – М., 1996, – С. 54–55, [12] Карагодин В.Н. Преодоление противодействия предварительному расследованию. Свердловск, 1992, С. 18 [13] Белкин Р.С. «Противодействие расследованию и пути его преодоления криминалистическими и оперативно–розыскными средствами и методами» // Криминалистическое обеспечение деятельности криминальной милиции органон предва*рительного расследования / Под ред. Т.В. Аверьяновой, Р.С. Белкина. М., 1997. [14] Головин А.Ю. «Теория и практика классификационных исследований в криминалистической науке». – Тула, 2000. – С. 158 [15] Трухачев В.В., монография «Криминалистический анализ со*крытия преступной деятельности». – Воронеж, 2000.– С. ЗЗ [16] Карагодин В.П. «Вопросы информационного обеспечения расследования в условиях противодействия заинтересованных лиц» // Проблемы программирования, организации и информационного обеспечения предварительного следст*вия. – Уфа, 1989.–С. 126 [17] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref17) Стулин О.Л. Тактические основы преодоления умышленного противодействия расследованию преступле*ний: Автореф. дис.канд. юрид. наук. – СПб., 1999. [18] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref18) Противодействие предварительному расследовании): понятие и классификация // Воронежские криминалистические чте*ния. Вып. 3 под ред. О.Я. Баева – Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 2002. – С. 137–145 [19] В. В. Трухачев. «Предупреждение и нейтрализация преступного воздействии на доказательственную информацию (к результатам опроса работников правоохранительных органов и суда)» // Воронежские криминалистические чтения. Вып. 2/Под ред. О.Я. Баева.–Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 2001. – С. 40–50 [20] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref20) Криминология / Под ред. А.И. Долговой. М.: НОРМА–ИНФРА–М., 2001.С.63. [21] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref21) Соловьев А.Б. «Процессуальные, психологические и тактические основы допроса».– М.: Юрлитинформ, 2002.С.142. [22] См.: Аверьянова Т.В., Белкин Р.С., Корухов Ю.Г., Россинская Е.Р. Криминалистика. Учебник для вузов / Под ред. Заслуженного деятеля науки Российской Федерации, проф. Р.С.Белкина. – М.: Издательская группа НОРМА–ИнфРА.М, 2005, С.612–619. [23] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref23) См.: Васильев А. Н., Карнеева Л. М. Тактика допроса при расследовании преступлений. М., 1970, С.148. Горский Г.Ф., Кокорев Л.Д., Котов Д.П. Судебная этика. Воронеж, 1973. С.107. [24] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref24) Горский Г.Ф., Кокорев Л.Д., Котов Д.П. Судебная этика. Воронеж, 1973. С.108. [25] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref25) См. Горский Г.Ф., Кокорев Л.Д., Котов Д.П. Судебная этика. Воронеж, 1973. С.109. [26] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref26) См.: Ратинов А., Адамов Ю. Лжесвидетельство. М., 1976. С.101. [27] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref27) См.: Ратинов А., Адамов Ю. Указ.соч., С.102. [28] См.: Образцов В.А., Богомолова С.Н. Указ.соч., С.430–436. [29] См. Образцов В.А., Богомолова С.Н. Указ.соч., 436–443. [30] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref30) См.: Селиванов НА., Соя–Серко ЛЛ Убийство. Как его раскрыть. – М., 1994. – С. 112–122. [31] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref31) См. Интернет–сообщение http://lenta.ru/world/2003/06/07 (http://lenta.ru/world/2003/06/07)/polygraph/
[32] (http://kbugaev.narod.ru/libfree/diplom/Lozsh.htm#_ftnref32) C более полными результатами исследований можно ознакомиться на сайте http://www.infosecure.ru/ (http://www.infosecure.ru/).